— Хорошо, — сказал я, и мы снова пошли по тому же кругу.

— Как тебя зовут?

— Сьюзен, — сказала она. — А вас?

Я в ответ улыбнулся ей, покачал головой и пошел прочь. Полчаса я покупал пресс-папье. Четвертую девушку я спросил:

— А Аманда сегодня на выходе?

— Аманда? У нас нет никакой... — Она осеклась, и ее взгляд тоже скользнул в сторону.

— Ничего, — сказал я, делая вид, что ничего не заметил. — Спасибо за камень.

Она одарила меня пустой лучезарной улыбкой и пошла дальше, а я немного подождал, пока не смог благопристойным образом оказаться перед девушкой, на которую она смотрела.

Она была молоденькой, невысокой, с нежным лицом, странно пустыми глазами, в анораке и расклешенной юбке. У нее были каштановые волосы, как и у меня, но прямые, совсем не вьющиеся, и сходства в наших лицах я не находил. Она могла быть ребенком моей матери, а могла и не быть.

Камушек, который она мне протягивала, был темно-синим с черными искрами, размером с ладонь.

— Хорошенький, — сказал я. — Сколько?

Я получил обычный ответ и дал ей фунт.

— Аманда, — сказал я.

Она подпрыгнула. С сомнением посмотрела на меня.

— Меня зовут не Аманда.

— А как?

— Мэнди.

— Мэнди как?

— Мэнди Норт.

Я медленно-медленно выдохнул, чтобы не встревожить ее, улыбнулся и спросил, как долго она живет в “Зефире”.

— Всю жизнь, — звонко сказала она.

— С друзьями?

Она кивнула.

— Они меня защищают.

— Ты счастлива?

— Да, конечно. Мы вершим Господню работу.

— Сколько тебе лет?

Она снова забеспокоилась.

— Восемнадцать... вчера исполнилось... но я не должна ни с кем разговаривать о себе. Только о камнях.

В ней явно было что-то детское. Не то чтобы у нее было замедленное умственное развитие, но какое-то старое чувство, что-то очень простое. В ней не было жизни, не было веселья, не было пробуждающейся женственности. Не просто обычный просвещенный тинэйджер, а еще и сомнамбула, никогда не видевшая дня.

— У тебя есть еще камни? — спросил я.

Она кивнула и вынула еще один из кармана юбки. Я повосхищался им и согласился его купить, и сказал, вытаскивая еще одну бумажку:

— Как звали твою мать, Мэнди?

— Не знаю, — испуганно ответила она. — Вы не должны меня об этом спрашивать.

На мгновение ее пустые глаза вспыхнули — воспоминание было неистребимым, а затем она глянула на кого-то у меня за плечом, и бесхитростная радость сменилась стыдом. Она покраснела.

Я полуобернулся. Там стоял мужчина — немолодой, неулыбчивый. Суровый мужчина на несколько лет старше меня. Очень чистый, очень опрятно одетый и очень раздраженный.

— Никаких разговоров, Мэнди, — сурово сказал он. — Помни правило. Ты первый день собираешь и сразу же нарушила правило. Сейчас девочки отведут тебя домой. После сегодняшнего ты снова будешь работать по дому. Иди, они тебя ждут вон там. — Он коротко кивнул на группу девушек и проследил, как она, волоча ноги, бредет туда. Бедная Мэнди попала в немилость. Бедная Аманда. Бедная сестричка.

— Чего вам надо? — спросил меня мужчина. — Девушки сказали, что вы покупали камни у всех них. Чего вы добиваетесь?

— Ничего, — сказал я. — Просто красивые камни.

Он с сомнением глянул на меня, и тут к нему присоединился еще один такой же тип после того, как переговорил с уже ушедшими девушками.

— Этот парень спрашивал у девочек, как их зовут, — сказал он. — Искал Аманду.

— Тут нет Аманды.

— Мэнди. Он говорил с ней.

Они оба посмотрели на меня сузившимися глазами, и я решил, что пора уходить. Они не пытались остановить меня, когда я пошел к стоянке. Они не пытались остановить меня, но не отставали ни на шаг.

Я не слишком напрягался по этому поводу и свернул в короткую боковую улочку, которая вела к стоянке. Оглянувшись, чтобы посмотреть, идут ли они еще за мной, я увидел, что их там не двое, а уже четверо, Другие два были молоды, сверстники тех девушек.

Я подумал, что это слишком уж людное место, чтобы со мной что-то случилось, и по многим причинам решил ничего не предпринимать. Пока крови не предвиделось.

Еще трое слонялись у входа на стоянку. Все семеро окружили меня. Я отпихнул одного, чтобы пройти, и тут же целый лес рук оттолкнул меня прочь. Они оттеснили меня на несколько шагов в сторону и приперли к кирпичной стене. И если кто-то из Великой Британской Публики и видел, что происходило, все шли по другой стороне улицы.

Я стоял и смотрел на семерых “братьев”.

— Чего вы хотите? — сказал я.

Второй из старших спросил:

— Зачем ты расспрашивал о Мэнди?

— Она моя сестра.

Это сбило с толку старших. Они переглянулись. Затем первый решительно покачал головой.

— У нее нет семьи. Ее мать умерла много лет назад. Вы врете. Откуда вы знаете, что она ваша сестра?

— Мы не хотим, чтобы ты ошивался здесь и совал всюду нос, создавая нам сложности, — сказал второй. — Я думаю, он репортер.