– Почему нет? – ухмыляюсь. – Индия, страна чудес. Там боги и должны бы ходить босиком по улицам городов, или даже открывать рестораны национальной кухни. Самое то.

– Вот прямо сейчас не нужно надо мной смеяться, ладно? Потом, если захочешь, посмеешься. Мне и так трудно рассказывать.

– Прости. Я не смеюсь, но все равно, прости. И ведь знаю, что самые важные вещи трудно рассказывать, а сам, дурак, перебиваю. Все, заткнулся. Продолжай. Как это было?

– “Как” – это вопрос, на который у меня нет ответа. Как-то “не так” – вот тебе самое точное определение. Я и не помню-то толком ничего, кроме нашей беседы. Потому что разговор, каким бы диковинным ни казался – он и есть разговор, дело привычное. А все остальное было настолько не похоже на хоть что-нибудь знакомое… Ладно, все это интересно, но вряд ли очень важно. Важно то, что она мне рассказала… Начало, кстати, было впечатляющее, что да, то да! “Так и знала, что ты не демон, а просто человеческий щеночек”, – говорит. Представляешь?

– “Человеческий щеночек”? Смешно звучит. Нелепо и трогательно. Точно ведь богиня… Ну ладно, ладно, Бодхисатва какая-нибудь. Не знаю я толком тамошнего пантеона, поэтому – все, молчу. Мол-чу! Где у тебя чашки? Сейчас отколочу твою посудину, и можно будет разливать.

– Варежку возьми, над плитой. А чашки сейчас дам. Так вот, потом эта… это… существо, с которым я остался наедине, вполне доходчиво объяснило мне, чем, собственно, занимаются накхи . Мы с тобой, в частности.

– Хочешь сказать, ты прежде этого не знал?

– Хочу сказать, что прежде я знал, мягко говоря, не все . Я знал, что нужно делать, и как . Знал, чего ни в коем случае нельзя, и что вполне возможно. И еще думал, будто знаю, зачем это нам нужно: победа над временем, накопление богатого персонального опыта в кратчайшие биологические сроки, стремительное индивидуальное развитие за счет интенсивного бытия, и все такое прочее… Думаю, мы все примерно одинаково это себе представляем. Так ведь?

– Ну… Да, пожалуй. Примерно так…

– Так вот, – вздыхает. – На самом деле, дело обстоит совсем иначе.

Он умолк, прикрывшись кофейной чашкой. То ли формулирует, то ли просто наслаждается напитком. Я, по крайней мере, использую паузу, чтобы сожрать бутерброд. Забегались мы с Варей сегодня, заплутали в каменной московской тайге, на обед было у нас по чашке кофе, на ужин – мечтательное обещание себе: “Вот приедем домой, и уж там-то…”

А дома телефон этот трескучий. И, следовательно, никакого ужина.

– Ты вот что, – говорит, наконец, Юрка. – Имей в виду: то, что я тебе сейчас скажу, будет очень похоже на полную чушь. И ты от нее, скорей всего, отмахнешься. Я бы и сам с радостью отмахнулся – если бы вот так, с чужих слов… Проблема в том, что для меня это, уж прости за пафос, откровение. Всякая информация, полученная в столь невероятных обстоятельствах – откровение. Надеюсь, такие вещи ты понимаешь.

– Я тоже надеюсь, что понимаю, – говорю. – С трудом представляю твои “обстоятельства”, но верю: это было нечто из ряда вон выходящее. Вид у тебя вполне всклокоченный… Ты, по правде сказать, сам на себя не похож.

– Надеюсь, что так. Меньше всего на свете я теперь хочу быть похож сам на себя… Ты дожуй, пожалуйста. И сядь. Ага, вот так.

– Думаешь, сознание потеряю? – ухмыляюсь.

– Скорее уж, поднимешь меня на смех. Станешь ржать, подавишься, не дай бог. Так бывает.

– Всякое бывает, – откликаюсь эхом. – Рассказывай, я уже проглотил. И смеяться вряд ли буду. Не думаю, что эта загадочная бабка травила тебе свежие анекдоты.

– Чего не было, того не было… Мне объяснили вот что. Дескать, любая человеческая жизнь – это, грубо говоря, подготовка к смерти, своего рода тренировка духа – как-то так. Ну это, как раз, вполне общеизвестная телега… Из нее логически проистекает, что есть только одно важное дело у всякого живого существа: закалиться настолько, чтобы выстоять перед натиском смерти…

– Выжить в момент взрыва, – подсказываю. – Ну да, нужен очень хороший внутренний клей, чтобы сохранить себя в этот миг.

– Совершенно верно. Откуда ты знаешь?

Он изумленно меня разглядывает, словно впервые увидел. Недоверчиво качает головой, кажется, хочет спросить: “Да ты ли это?” – но понимает, что такой вопрос прозвучит совсем уж дико.

– Ну, не то чтобы именно “знаю”. Просто довольно много размышляю о смерти. И других расспрашиваю, при случае. Пытаюсь разобраться. Я ведь не говорил тебе, что однажды, когда еще не был накхом , почти случайно, заглянул в собственное будущее?.. Правильно, я никому, кроме Михаэля об этом не рассказывал: звучит как полная чушь. Обстоятельства тогдашние пересказывать долго, да и не к чему, просто имей в виду, очень похоже на твою ситуацию, когда даже полная, казалось бы, чушь не может быть ничем иным, кроме как “откровением”: обстоятельства больно уж невероятные 15 … Так вот, времени у меня, судя по всему, до весны следующего года. А дальше – темнота. Полная неизвестность. Смерть? Честно говоря, не знаю. Но похоже на то…

– Вот оно как, – Юрка гляди на меня с сочувствием и неподдельным интересом. – Да, у тебя куда более серьезные причины охотиться на чужие судьбы, чем у всех нас, вместе взятых… Плохо дело.

– Ну, не обязательно именно “плохо”. Во-первых, нет гарантии, что я непременно помру. Мало ли что, вдруг вот возьму, да и просветлею, как Будда какой, – смеюсь. – Потому и тьма, что непостижимое это состояние для нас, неразумных приматов… А во-вторых – ну да, ты прав. У меня серьезные причины охотиться, и я люблю это дело, так что следующая весна светит мне ох как нескоро! Все, в общем, в порядке.