– Они перемешивают и компостируют траву, делают все, что приказывает программа. – Моя голова медленно вернулась в прежнее положение, глаза сфокусировались на Роде Титус. – То же самое происходит с людьми.

Она смотрела на меня в священном ужасе, совершенно неподвижная, замечательно беззвучная.

– Думаю, никогда не повстречаю человека, который сравнился бы по красоте с деревом, – посетовал я.

Живописная, почти фотографическая картинка с изображением дерева предстала перед моим внутренним взором: высокое, с длинными ветвями, поддерживающими шапку листвы.

– Людей создают дураки, подобные мне. Но только Бог…

Я не закончил предложения, какая-то часть меня страстно желала, чтобы Рода Титус сказала все сама. Но она как раз изображала статую и никак не могла мне помочь.

– …может создать… – подсказал я. Потом со вздохом закончил: – Дерево.

Воцарилась неловкая тишина. Я зарылся поглубже в постель, устроив бутылку у себя на груди.

– Если бы я был деревом, то пил бы ногами. Ел кончиками волос и руками, поднятыми кверху. Выпускал свое семя в воздух.

Я даже не заметил, как провалился в сон.

Следующим утром Рода Титус проснулась необычайно веселой, почти принужденно веселой. Мы позавтракали, и она произнесла маленькую страстную речь о пище, которую мы потребляли, о нашем путешествии, об отличии Арадиса от Галилеи. Дьявольский Шепот на рассвете (мы еще спали) выдал по-настоящему знаменательный концерт, и машину занесло внушительным сугробом соли. Мне пришлось откапывать автомобиль лопатой.

Рода Титус вышла за мной на горячий воздух, прикрывая левой рукой рот. Она даже предложила приглушенным из-за ладони голосом помочь копать, но при этом отказалась открывать рот, боясь вдохнуть хлор и покалечить легкие. А человек мало что может сделать, держа лопату одной рукой.

Потом, когда мы снова отправились в путь, сенарка села рядом со мной в кресло второго водителя. Вначале она говорила с воодушевлением, потом присмирела. Возможно, мои ответные замечания не слишком располагали к общению в тот день. Женщина рассказывала о своем отце, но в памяти ни одна из ее историй не сохранилась.

Потом она начала длинную дискуссию о необходимости соблюдения всяческих правил. Рода настаивала на том, что Алс, так же как и Сенар, подчиняется определенным законам. Просто у нас они называются по-другому. Я слушал ее слова, не принимая болтовню близко к сердцу. На самом деле внутри у меня разливалось такое чувство свободы (пребывание в пустыне отрешало от забот, так хорошо быть вдалеке от Алса, так замечательно вести машину днем, а не ночью), что я постепенно начал увлекаться обсуждением вопроса.

Разговор продолжился и после остановки автомобиля, когда в небе разлилось красное зарево, когда крепления вернулись на свое место, защищая нас от Дьявольского Шепота.

Мы сидели в задней части машины, и я снова отхлебывал из бутылки, скупо отмеряя количество алкоголя, потому что запасы его подходили к концу.

– Но у вас все равно есть правила, – настойчиво убеждала Рода Титус.

Отступление по этому пункту, по-видимому, означало для нее полное поражение в жизни.

– Вы же получаете назначения на ту или иную работу.

– Нет, – мягко возразил я, – работать никого не заставляют.

Она глубоко вздохнула, будто пытаясь задуть невидимую свечу.

– Это просто смешно! Почему же все до сих пор трудятся?

Я пожал плечами:

– Могу сказать только за себя. Мне просто скучно целый день ничего не делать. Работа – лучший способ занять время чем-то полезным.

– Но ленивые люди всегда есть, – возразила она. – Такова человеческая природа. Лень. Можно рассматривать ее как слабость или порок. Так как насчет них? Таких людей?

– Ленивые, – протянул я. – Не понимаю. Может, вы имеете в виду тех, кто не способен работать из-за физических недостатков? Я бы скорее жалел их, чем презирал. Если предположить, что вообще заинтересовался бы судьбой подобных индивидов.

Тут я подумал о Лихновски, вынужденном лежать и «лениться» на больничной койке долгие месяцы, ожидая, пока для него вырастят новые легкие. Наверняка он предпочел бы работать, чем валяться без движения.

– Нет-нет. Я имею в виду вот что: предположим, есть какая-то работа, одни люди добросовестно трудятся, а другие увиливают, так что первые выполняют двойную норму за себя и за других. Лентяи используют остальных. Они смеются над вами, пожиная плоды вашего труда. Их необходимо заставить работать.

В ее замечании я нашел мало смысла.

– На самом деле, – продолжила Рода Титус, слегка наклоняясь вперед, как будто сама цель существования состояла в том, чтобы заставить меня принять ее точку зрения по данному вопросу, – у вас все-таки есть правила. Что бы произошло с человеком, который отказался выполнять предписанную ему работу?

– Что сделал бы по этому поводу я? Скорее всего ничего.

– Ладно, что сделали бы алсиане?

– Откуда мне знать? Спросите их самих.

– Неужели не находится никого, кто бы проигнорировал свое новое назначение, даже если это наносит огромный ущерб всему обществу?