Я улыбаюсь, вспоминая наши игры.

О Господи, разве любовь – это грех?

В те дни мы часто отправлялись в Машекуль, а иногда к замку де ла Суз, расположенному в другом конце Нанта. Он был таким же уютным, как и все остальные владения милорда, особенно зимой. И что самое удивительное, по какой-то необъяснимой причине в короткие январские дни здесь почти не разгуливали сквозняки.

Однако дорога назад, в Шантосе, всегда была намного приятнее, потому что мы с Этьеном стали считать его своим домом. Самые большие радости и самую страшную боль я пережила именно там. С моей стороны было глупо так сильно привязаться к этому месту, хотя я не имела на него никаких прав.

После полудня мы с братом Демьеном прошли через деревню Шантосе, где была таверна, в которую я часто заходила с мужем, он был готов с утра до ночи слушать любых музыкантов, даже самых бездарных. Он часто обнимал меня за талию и начинал кружить под музыку, а мои юбки развевались самым вульгарным образом, но его такие вещи совершенно не беспокоили – он любил веселье и отдавался ему всей душой.

Неожиданно я поняла, что ужасно хочу снова оказаться в этой таверне.

– Возможно, нам расскажут здесь что-нибудь интересное, – произнесла я вслух.

– Тут повсюду ходят самые разные истории.

– Брат, давайте немного отдохнем и поедим.

Он не стал спорить, и мы привязали наших животных около старого заведения, где деревянная вывеска всего с одним словом «ТАВЕРНА» болталась слегка косо на железном штандарте, как и в первый раз, когда я ее увидела.

Как только мы вошли внутрь, я поняла, что здесь ничего не изменилось, включая хозяина и его пухленькую жену, которая расхаживала взад и вперед, словно владелица роскошной гостиницы. Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что оба стали раза в два толще.

Мы сняли плащи и сели друг напротив друга на деревянные скамьи за одним из столов. Хозяин тут же подошел нас обслужить; он внимательно посмотрел мне в глаза, но не узнал, и не удивительно, я ведь не слишком часто бывала в его заведении, поскольку жила не в Шантосе. Однако я все равно испытала разочарование и даже подумала, что, наверное, нам не следовало сюда заходить.

– Да благословит вас Бог, матушка, – сказал хозяин и слегка мне поклонился. – И вас, брат, – добавил он, обращаясь к брату Демьену. – Чем могу помочь?

– Кувшином эля, – сказал брат Демьен.

– И парой слов, – добавила я.

– И о чем же вы хотите поговорить?

– О том, что здесь происходит, – ответила я. – Я довольно давно тут не была, хотя раньше заходила частенько.

Он хитро улыбнулся и ненадолго нас оставил, а я принялась разглядывать других посетителей. В одном углу сидел пожилой мужчина, чьего лица я не видела, он показался мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, где его встречала. Он был крупным, с совершенно седыми волосами, но больше всего меня поразили его огромные руки; нож, которым он стругал кусок дерева, казался крошечным. Его пальцы двигались с удивительной быстротой и ловкостью, и мне стало интересно, что он делает. На столе рядом с ним лежала куча стружки. Всякий раз, проходя мимо него, хозяйка смахивала стружку на пол, где она впитывала пролитый эль.

Хозяин вскоре вернулся с большим кувшином эля и двумя кружками, которые поставил перед нами.

Мы пили, а он говорил.

– Так, дайте-ка подумать, что у нас тут произошло…

Он изложил нам короткий список самых обычных событий: корова родила теленка, кто-то купил прялку, урожай вишни погиб, потому что на деревья напала какая-то болезнь. Рассказал про толстую жену, которая отколотила своего тощего мужа, решив, что он ей изменил. Затем он снова посмотрел мне в глаза и проговорил:

– Но, разумеется, нет нужды рассказывать вам, что у нас исчезли дети.

Меня наполнила необъяснимая радость от того, что он меня знает, хотя и не как давнюю посетительницу, а как аббатису, которая задавала вопросы про детей.

Увидев, что я никак не реагирую, он спросил:

– Разве вы не матушка аббатиса?

– Да, я аббатиса.

Мне показалось, что он от меня чего-то ждет, и я попыталась его не разочаровать.

– Ну, и сколько детей у вас пропало?

Он покачал головой и тихо сказал:

– Мы сбились со счета.

Когда брат Демьен попытался заплатить за эль, хозяин категорически отказался взять у него деньги. Еще несколько мгновений после того, как он отправился по своим делам, я просто сидела и смотрела перед собой. А когда снова подняла глаза и поискала седого мужчину, оказалось, что он уже ушел.

К тому времени, как мы добрались до Ансени – последнего настоящего города перед границей Шантосе, – я довела себя до состояния лихорадочного ожидания. Там жило столько воспоминаний! Почему я стремилась сорвать корку с уже зажившей раны, сколько ни пыталась, понять так и не могла. Жан де Малеструа, единственный в мире человек, который мог бы убедить меня не делать этого, решил не вмешиваться.