– Моя мама серьезно больна, – тихо произнесла Валя, стараясь говорить как можно убедительнее. – Мама больна, а кроме нее у меня сестры… После гибели отца я зарабатываю и содержу всю семью. Прошу вас, господин гаулейтер, разрешить мне остаться здесь. Я знаю немецкий, русский, украинский и польский, я могу здесь принести пользу Германии.

– Где вы познакомились с офицером Зибертом? – спросил Кох, смотря на нее в упор.

– Познакомилась случайно, в поезде… Потом он заезжал к нам по дороге с фронта…

– А есть у вас документы, что ваши предки – выходцы из Германии?

– Документы были у отца. Они пропали, когда он был убит.

Кох стал любезнее. Разговаривая то на немецком, то на польском языке, которым он владел в совершенстве, он расспрашивал девушку о настроениях в городе, интересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда в числе знакомых она назвала не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестаповцев, в том числе фон Ортеля (о нем речь впереди. – Б. С), Кох был удовлетворен.

– Хорошо, ступайте. Пусть зайдет ко мне лейтенант Зиберт…

– Хайль Гитлер! – переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.

– Хайль! – лениво раздалось за столом. – Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушек из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?

– Фрейлейн – арийской крови, – почтительно возразил Кузнецов.

– Вы уверены?

– Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов.

Пристальный, ощупывающий взгляд гаулейтера упал на Железные кресты офицера, на круглый значок со свастикой (выдуманная автором деталь: Зиберт-Кузнецов вовсе не был членом НСДАП, поскольку членство в национал-социалистической партии офицеров вермахта было большой редкостью, и партийный значок привлекал бы к разведчику совсем ненужное ему внимание немцев. – Б. С.).

– Вы член национал-сопиашстической партии?

– Так точно, герр гаулейтер.

– Где получили кресты?

– Первый во Франции, второй на Остфронте.

– Что делаете сейчас?

– После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.

– Где ваша часть?

– Под Курском.

– Под Курском?…

Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.

– И вы – лейтенант, фронтовик, национал-социалист – собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?!

– Мы помолвлены, – изображая смущение, признался Кузнецов. – И я должен получить отпуск и собираюсь с невестой к моим родителям, просить их благословения.

– Где вы родились?

– В Кенигсберге. У отца родовое поместье… Я единственный сын.

– После войны намерены вернуться к себе?

– Нет, я намерен остаться в России.

– Вам нравится эта страна? – В словах Коха послышалось что-то похожее на иронию.

– Мой долг – делать все, чтобы она нравилась нам всем, герр гаулейтер! – твердо и четко, выражая крайнее убеждение в справедливости того, о чем он говорит, сказал Кузнецов.

– Достойный ответ! – одобрительно заметил гаулейтер и подвинул к себе лежавшее перед ним заявление Вали.

В это мгновение Кузнецов впервые с такой остротой физически ощутил лежащий в правом кармане брюк взведенный «вал ьтер». Рука медленно соскользнула вниз. Он поднял глаза и увидел оскаленную пасть овчарки, увидел настороженных гестаповцев. Казалось, все взгляды скрестились на этой руке, поползшей к карману и здесь застывшей.

Нет, стрелять – никакой возможности. Не дадут даже опустить руку в карман, не то что выдернуть ее с пистолетом. При малейшем движении гестаповцы готовы броситься вперед, а тот, что стоит за спинкой стула, наклоняется всем корпусом, так что где-то у самого уха слышно его дыхание, – наклоняется, готовый в любое мгновение перехватить руку…

Между тем гаулейтер, откинувшись в кресле и слушая собственный голос, продолжает:

– Человеку, который, подобно вам, собирается посвятить жизнь освоению восточных земель, полезно кое-что запомнить. Как выдумаете, лейтенант, кто для нас здесь опаснее: украинцы или поляки?

У лейтенанта есть на этот счет свое мнение.

– И те и другие, герр гаулейтер! – отвечает он.

– Мне, лейтенант, нужно совсем немного, – продолжает Кох. – Мне нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если до этого по дороге они пристрелят еврея, это будет как раз то, что мне нужно. Вы меня понимаете?