Мерно тикали часы, и их щелканье, вторящее ударам ее пульса, казалось Анне сейчас как никогда зловещим. Шесть минут шестого…

Посетитель вновь занял свое место. Она собралась было взять блокнот и ручку и занять стул рядом с ним – так она обычно беседовала с пациентами, – но вдруг передумала и села за стол. Она понимала, что нехорошо ставить между терапевтом и клиентом такого рода барьер, но все же сделала по-своему. «Длинный день, – повторяла она как молитву, – еще час, и он закончится».

Анна задумчиво потеребила цепочку, на которой висел спрятанный под свитером кулон, и спустя пару минут справилась с нервозностью. Стараясь казаться приветливой и уверенной в себе, она положила руки на стол и наклонилась вперед.

– Давайте поговорим о том, что привело вас сюда, мистер Сонтайм.

– У вас деловой подход! – заметил посетитель.– Согласен.

В его красивом музыкальном голосе проскальзывал некий неподдающийся определению, трудноуловимый акцент.

Он кивнул в сторону телевизора, на экране которого в этот момент появился крупный план огромной гробницы, сложенной из цветов на ступенях одного из парижских соборов.

– Вот что меня сюда привело, – просто сказал он. – Я тот, кого разыскивают. Это я убил то существо.

Доктор Крамер превосходно контролировала выражение своего лица, и потому на нем не отразилось ровно ничего. Ситуация снова была под контролем. Отсчитав про себя три качания маятника, она спокойно кивнула:

– Понимаю.

– Вы мне не верите. – Но вместо гнева или разочарования на лице посетителя появилось выражение, близкое к сочувствию. – Мне жаль, что я вас потревожил.

– Я не говорила, что не верю вам, – ответила Анна.– Но у меня есть вопрос.

– Не сомневаюсь, что есть, и не один.

Повернувшись в кресле к книжному шкафу, установленному у стены за ее спиной, она наклонилась к нижней полке, где держала периодику. Там все еще лежал позавчерашний номер «Нью-Йорк тайме» с броскими заголовками о преступлении столетия. Она быстро пролистнула первую часть газеты с ее ярким черным шрифтом и блеклыми фотографиями, пока не нашла то, что искала.

Развернув газету, она протянула ее посетителю. В центре страницы находилась фотография сидящего сейчас перед ней мужчины.

– Тут сказано, что в то время, когда было совершено преступление, вы произносили речь в зале «Пипл» в пользу Агентства по защите окружающей среды. Разве возможно, чтобы вас видели пятьсот свидетелей в Нью-Йорке, а вы в то же самое время совершали преступление в Женеве?

Он мягко улыбнулся. Анна обратила внимание на его глаза: светло-серые, почти серебристые. Абсолютно непроницаемые, напоминающие замерзшее стекло, но притягательные. Необычно. И как странно, что поначалу они показались ей зелеными…

Посетитель весомо произнес:

– Магия.

Сложив газету, Анна разгладила ее на столе и положила на нижнюю полку шкафа. В период интернатуры и в самом начале клинической практики она выслушала немало странных исповедей: некоторые пациенты каялись в убийствах космических пришельцев, Элвиса Пресли, Авраама Линкольна, а также других менее знаменитых личностей. «В наше время спонтанного насилия и непрестанного давления со стороны средств массовой информации синдром "непреодолимой исповеди" стал настолько обычным явлением, что едва ли заслуживает внимания, но…» – подумала Анна. Но нынешний случай отличался от тех, что встречались ей прежде. И уж конечно, банальное объяснение вряд ли годилось для Рэндольфа Сонтайма.

– А теперь моя очередь спрашивать. – Сонтайм говорил вежливо, вполне обыденным тоном. – Почему вы согласились меня принять?

Над лежавшими на набалдашнике трости пальцами поработала хорошая маникюрша: ногти подпилены и слегка отполированы. Анна заметила эту деталь, когда обдумывала ответ. Впрочем, Сонтайм заговорил первым.

– Я скажу вам. – Казалось, он внезапно развеселился. – Потому что я богат, знаменит, пользуюсь влиянием, однако сам попросил вас о встрече. Может, вам удалось бы забраться в мои мозги и отыскать что-то такое, чего не нашел никто другой. И вы потом написали бы об этом статью. Хотя неизвестно, удалось бы вам набрать необходимый материал или нет. Но, как бы то ни было, вы смогли бы добавить мою душу к вашим трофейным историям болезней. А вы как раз этим и занимаетесь, верно? Собираете трофеи?

Анна откинулась в кресле, и ее пальцы снова потянулись к цепочке на шее. Проведя пальцами по звеньям, словно для обретения уверенности, она снова уронила руки на стол.

– Да, не высокого вы обо мне мнения. Тогда почему вам пришло в голову исповедоваться именно мне? Почему не полиции?

Он поднял одно плечо, как бы отводя эту мысль.

– Полиция меня не интересует, и арест причинил бы мне неудобства.

Теперь с его лица исчезла и тень веселья, и направленный на доктора Крамер взгляд помрачнел.