— Рон, — сказала она, — я тут подумала… ну, насчет нашего брака… вообще-то я была неправа… все было не так уж плохо… и даже… мы, может быть, могли бы…

Рука Шилы коснулась кнопки халата, и тот легко соскользнул к ее ногам, оставив ее совершенно голой. В этом сезоне загар опять был не в моде, так что кожа у нее была белая, как брюхо лягушки. Шила стояла так и улыбалась мне — как ей казалось, обольстительно, но на самом деле заискивающе.

Я выстрелил три раза.

Она повалилась на диван, конвульсивно изогнулась, словно в порыве страсти, и застыла с бесстыдно раскинутыми ногами. Я заметил, что она снова отрастила волосы на лобке — меня всегда тошнило от этого зрелища. Я брезгливо отвернулся.

В тот же момент раздался переливчатый звонок. Кто-то хотел войти в дом.

Я поднял с пола халат и вытащил из кармана пульт. Шила всегда его там таскала. Наведя пульт на стену, я нажал кнопку — на фоне золотистого морского заката возникло изображение звонившего. Камеру, которая показала бы ему меня, я, конечно, включать не стал.

Я моментально узнал его. Это был Ловелл, психокорректор Шилы. Человек, разрушивший наш брак.

Ну, то есть, конечно, этот брак был ошибкой с самого начала. Но в первые годы мы как-то ладили. Окончательно все пошло наперекосяк, когда она стала посещать его сеансы.

В прежние времена деньги из людей тянули психоаналитики, теперь психокорректоры. Если можно считать и записать личность целиком, то можно это проделать и с отдельным ее фрагментом. Попутно внося изменения, избавляющие человека от комплексов, внушающие ему уверенность в себе, вытравляющие неприятные воспоминания и т. п. Разумеется, деятельность психокорректоров обставлена кучей всевозможных запретов и регламентации, дабы не позволить им злоупотреблять своей властью. Любые изменения производятся только с письменного согласия пациента, вся аппаратура психокоррекции находится в собственности Министерства здравоохранения и не подлежит передаче в частные руки, любые производимые на ней действия протоколируются. Но правозащитники упорно твердят, что всех этих мер недостаточно, и у меня есть серьезное подозрение, что в этом они правы.

— Привет, сладкая, — сказал он, глядя в камеру. — Ты не впустишь своего папочку?

Ах, вот как. Ну конечно, впущу. Я нажал кнопку, открывающую входную дверь, убрал пистолет в карман и вышел в полутемный коридор.

Он поднимался по лестнице, полный самых приятных предвкушений, и заметил меня, только практически столкнувшись нос к носу.

— Рональд? — его лицо на мгновение вытянулось, но тут же вновь обрело профессионально приветливое выражение. — Это вы? — (Нет, придурок, это папа римский!) — А где Шила?

— Шила ждет вас, — я сделал приглашающий жест в сторону гостиной. — Она уже готова.

Он подозрительно покосился на меня, затем еще раз, когда я пошел следом за ним, но все же вошел в гостиную. Мое присутствие никак не входило в его планы, но мысль о том, что у меня больше нет на Шилу супружеских прав, очевидно, притупляла его бдительность. Может быть, он даже решил, что я тоже хочу стать его клиентом.

— Шила? — В моем присутствии он все же воздержался от словечек типа «сладкая». — Я, кажется, чуть задержался, но… О боже!!!

Надо отдать ему должное — он моментально понял, что она мертва. От лучевого оружия остаются аккуратные маленькие дырочки, почти всегда бескровные, так что их не сразу заметно.

Он резко обернулся и натолкнулся взглядом на мой пистолет.

— Что вы наделали… — пробормотал он.

— Это наши с Шилой дела, — ответил я. — Вы в них не вмешивайтесь, а я не буду вмешиваться в ваши. Вы ведь пришли сюда ее трахнуть? Ну так валяйте, она, как видите, в полной готовности. А я пока подожду.

— Вы совершаете ужасную ошибку, — произнес он. — Давайте спокойно все обсудим.

— Ты не понял, что я сказал? — я нетерпеливо шевельнул стволом в сторону трупа. — Давай, приступай.

— Рональд, выслушайте меня. Вы находитесь в состоянии стресса…

— Снимай штаны.

— Что? — Он глупо уставился на меня.

— Штаны. Ты должен их снять. Ты ведь не можешь трахнуть ее в штанах? Это не под силу даже психокорректору, правда?

— Рон…

— Говорить будешь, когда я разрешу. Снимай, а то я начинаю терять терпение.

Не сводя взгляда с кончика ствола, он расстегнул и спустил ниже колен брюки, затем трусы. Я брезгливо поморщился и перевел ствол на обнажившуюся плоть.

— И этим ты хотел трахнуть Шилу? Тебе, должно быть, приходится здорово промывать мозги пациенткам, чтобы они согласились трахаться с тобой. Пожалуй, если я выстрелю туда, ты ничего особенного не потеряешь.

— Пожалуйста, не стреляйте, — прорвалось у него. От его профессионального самообладания не осталось и следа. — Я сделаю все, что вы хотите…