–  Семь.

–  Вот и хорошо. Самое опасное до пяти. А что с ним?

–  Сам не знаю. Жена только что позвонила. Не мог от нее добиться толку.

–  Женщины всегда так,- сказал таксист.- Ничего, друг. Зато они делают все, что могут.

–  И даже больше,- сказал я.

Так мы промчались по городу, и скоро машина затормозила у лестницы, которая вела в сад. Я протянул таксисту два фунта, он взял один.

–  Не терзайтесь уж очень-то. Держитесь!

–  Всего вам доброго!
– крикнул я и помчался в дом, а у самого прямо ноги подкашивались.

Я позвал Бриджит. В гостиной ее не было. Половина мебели исчезла, и по всей комнате на полу валялись чемоданы. Понятно, Смога совсем перевернуло. Как тут толком горевать по отцу, когда в доме все вверх тормашками? Меня вдруг ударило - до чего жестоко мир обходится с малолетками, и я кинулся в кухню. На электрической плите из кастрюльки выкипало молоко и вовсю воняло подгорелым. Бриджит здесь не было, я кинулся наверх, в спальни, заглядывал во все двери и наконец нашел ее.

Она стояла у окна, глазела на улицу.

–  Я видела, как ты поднимался.

–  Какого ж ты черта не вышла и не открыла дверь?

Я дико обозлился, но вдруг увидел Смога - он сжался в комочек на кровати. И вроде спал.

–  Ну, что тут у вас?
– Я понизил голос на случай, если он и впрямь спит.

Я знал, Бриджит хочет, чтоб я ее поцеловал и утешил, да только я думал о Смоге, а ей не больно сочувствовал. Она была в черном свитере, в черной юбке, в черных чулках и в черных домашних туфлях с черными помпонами - похоже, с головы до пят обрядилась в траур. Наверно, и ночная рубашка у ней черная, и если в случае чего ей понадобится вата, так тоже найдет черную.

Смог тяжело вздохнул и повернулся ко мне лицом, а глаза не открыл.

–  Он пьет теплое молоко. Уже четыре дня больше ничего в рот не брал.

–  А доктора ты не позвала?

–  Нет еще. Его мать приезжала на похороны, а потом сбежала, бросила нас. Уехала в Шотландию.

–  И он у тебя все время спит? Она зажгла сигарету и кивнула.

–  Поди в кухню, свари ему овсяную кашу,- сказал я,- потом нальешь в нее холодного молока, да положи масла. И сахару побольше. Сумеешь?

–  Конечно сумею.

Она вышла. А я погладил Смога по щеке, и он посмотрел на меня.

–  Ты что это?
– спросил я.- Я пришел тебя навестить, хотел взять тебя погулять.

–  Папа умер.

–  Я твой папка. А я-то думал, ты знаешь. Я ж тебе сколько раз говорил.

–  Ты дядя,- сказал Смог.

–  А теперь и папка.

Он был очень бледный, губы в ниточку и розовые, будто их намазали помадой. Ноги у него подергивались под одеялом.

–  Как себя чувствуешь?

–  У меня в голове звенит.

–  Будто телефон? Он улыбнулся.

–  Нет, будто один большой колокол.

–  Это, наверно, уховертка взбунтовалась и давай на нем качаться. У каждого в голове живет уховертка. А знаешь, почему они забираются на колокол и звонят?

–  Нет,- сказал он.- Почему?

–  Это они тебе говорят - нам, мол, есть охота. Хотят, чтоб ты для них что-нибудь слопал.

–  А я не голодный.

–  Зато они голодные. Раз твоя уховертка так звонит в колокол, ей, видать, здорово не по себе, Хочешь, чтоб у тебя не звенело в голове, так надо чего-нибудь съесть.

Он оперся на локоть и сразу повалился.

–  Правда?

–  Правда. Он подумал.

–  А уховертки что больше всего любят?

–  Да они ведь разные. Одни вроде тигров, этим подавай сырое мясо. Другие едят яичницу с беконом. А если они долго не ели, для них первое дело хороший завтрак. Сдается мне, твоя из таких. Для начала надо немного овсяной каши, теплой, с молоком. На час уховертка успокоится. Потом съешь омлет.

–  Неправду ты говоришь.

–  Послушай, Смог, разве я когда тебя обманывал? Может, сказки рассказывал, только не врал. Ты попробуй, а не перестанет звенеть, будешь знать -я тебе все наврал. Или, может, ей просто требуется омлет.

–  А где же каша?
– спросил он.

–  Не знаю, может, ее и нет. Я сейчас буду завтракать, начну с овсяной каши. Бриджит принесет ее сюда на подносе - чтоб я мог с тобой разговаривать, покуда ем. В пакете овсянки оставалось на донышке, но уж так и быть, дам тебе ложечку, просто чтоб успокоить уховертку. Понимаешь, если ее не накормить, она скоро кликнет на помощь своего дружка ежа, он тоже влезет на колокол, чтоб звенел погромче. Ну, вот и Бриджит, а то я прямо не могу дождаться завтрака. Я всегда начинаю с овсяной каши, так что смотри не зевай, я ведь живо ее умну, тебе ничего не достанется.