Во всем представлении меня заинтересовала только женщина из той парочки, что раздевала друг дружку, я наверняка видел ее прежде - и не так давно. Это была Джун - та самая, что провела несколько часов в моей машине, когда я ехал по Большому северному тракту. Меня даже пот прошиб, когда я ее узнал, и я едва дождался конца представления. Наконец зажгли свет, я подозвал одного из официантов и сказал - хочу угостить стаканчиком эту замечательную артистку. Он сказал, он ей передаст и она выйдет, но, может, пока что я ему тоже поднесу? Я посоветовал ему убираться ко всем чертям, а он ответил: как бы не так. Тогда я предложил: выйдем, мол, на минутку на улицу, там разберемся, но он пропустил мое приглашение мимо ушей и сказал - если такое мое настроение, он, пожалуй, обойдется без выпивки, а мисс Бут он, так и быть, позовет, и на мои слова он не обижается, потому как он теперь видит - я из здешних парней, по разговору ясно.

Джун вышла из-за портьеры, и он подвел ее ко мне. Она вмиг меня узнала.

–  Вон что,- сказала она,- а я-то думала, какой-нибудь миллионер меня сейчас озолотит.

–  Надеюсь, вы оклемались после нашей поездки,- сказал я.

–  Почти,- со смехом ответила она.- Но я целую неделю была не в себе.

Я прямо обрадовался ей, честное слово, будто старому товарищу, с которым мы вместе глядели в глаза смерти. Джун была последней былинкой, запах которой я вдохнул на севере, и первым цветком, который я углядел в Лондоне - не считая голландского тюльпана, именуемого Бриджит. Ее темные волосы были зачесаны назад, разделены на пробор и схвачены двумя лентами; блуза на талии завязана узлом, и между ней и короткой юбчонкой виднелась полоска голого тела.

–  Как дочка?
– спросил я.

–  Она прелесть. Ходит в школу в Кэмден-таун. Моя подружка, с которой мы живем в одной квартире, встречает ее после обеда, а утром я отвожу ее дочку и свою. Очень удобно.

–  Толково. Моя мать тоже такая. Еще и сейчас работает на фабрике.

–  Скоро опять мой выход,- сказала Джун.- Но вы еще побудьте здесь. Я скажу хозяину, что вы мой знакомый. В эти часы у нас не слишком много народу.

–  Кстати,- сказал я, покуда она еще не исчезла,- а как дела у Билла Строу?

Она поглядела на меня огромными глазищами.

–  У кого?

–  У того парня, с которым вы вместе уехали.

–  А, этот! О господи. После расскажу. Не уходите, ладно? Она застала меня врасплох, пришлось ждать. Если мне предстоит услышать какую-нибудь историю, я всегда прирастаю к месту и весь обращаюсь в слух. Один слушает, другой говорит, и уж третьему ни словечка не ввернуть, так вот, до сих пор я всегда был из породы слушателей. Хуже нет, когда схватятся рассказчик со слушателем, ведь тот, кто только слушает, хитрец, а кто только рассказывает - чересчур доверчив, и уж если они разругаются - беда: слушатель никогда не сумеет пристойно проиграть, а рассказчик - по-настоящему выиграть.

Но мой размышления были прерваны внезапно и грубо: во время следующего номера какой-то тип через два стула слева от меня принялся орать - это, мол, все обман - и требовал назад деньги

–  Они все просто шлюхи!
– кричал он про Джун и других красоток. Он вскочил, и казалось, вот-вот кинется на крохотную сцену.- Жулье, в Манчестере такие штуки делают получше.

Управляющий кинулся к нему прежде меня - и, точно выбитая кегля, враз вылетел через завешенную портьерой дверь. Я рванул скандалиста сзади, обхватил полунельсоном, и он чуть было не вздернул меня к себе на спину, точно флаг на мачту; рука у меня дрогнула, ноги едва не оторвались от земли. Все же я устоял, не ослабил хватки и зашептал в его здоровущее левое ухо - заткнись, мол, будет хуже, у них тут есть свой Джек Потрошитель, он из тебя сделает отбивную котлету. После этого я его выпустил, и он тяжело рухнул на стул. Как раз подоспел еще один здоровенный детина - его наверно, кликнули из соседнего заведения, и он бегом спустился по лестнице. С ним бежал и управляющий. А что там с девчонками по ту сторону занавеса?
– подумал было я, но в этот миг манчестерский буйвол разом выпрямился и взревел на весь зал:

–  Ах ты ублюдок!
– и с маху мне врезал.

Едва я услыхал это ненавистное слово, я, как и в прежние годы, рассвирепел и кинулся на обидчика, саданул его что было мочи, он отлетел и наткнулся на стул. Потерял равновесие и, точно могильная плита, рухнул на управляющего и на подоспевшего вместе с ним детину, подмял их под себя - им не сразу удалось скинуть эту тушу и встать на ноги. Но тут я снова вспомнил, как он меня обозвал, и так ему двинул, что он потерял сознание. Когда он очухался, его заставили раскошелиться на двадцать фунтов в возмещение убытков, а не захочет платить, отправим в участок, пригрозил ему управляющий - тощий верзила в университетском галстуке (и по выговору тоже сразу ясно было, что из грамотных). Потом он подошел ко мне и поблагодарил.

–  Пустяки,- сказал я.- Просто я боялся, этот пьяный ублюдок накинется на девчонок.

Представление продолжалось, а управляющий поднес мне стаканчик.

–  Хотите у нас работать?
– спросил он.- От вас только и требуется, что быть под рукой. Двадцать фунтов в неделю, Нам с самого открытия не хватает человека на это место. Надо еще, чтобы утвердил мистер Моггерхэнгер, но порекомендую вас я, так что можете не беспокоиться.

При этом имени я чуть не проглотил язык, но спросил вполне спокойно:

–  А драк бывает много?

–  Немало,- сдержанно ответил он.- Но в общем ничего страшного.

А почему бы и в самом деле не согласиться?

–  Когда приступать?

–  Вы уже приступили,- засмеялся он.- Если считать это пробой, вы ее выдержали с блеском.

Джун поздравила меня.

–  Вам здесь будет хорошо,- сказала она.

–  Тогда я, пожалуй, соглашусь,- усмехнулся я.- Будет, по крайней мере, где оставить мой сверток.

–  А я как раз думала, чей он,- сказала Джун.