Но вернемся, однако, в зал заседаний СБСЕ, где означенный Козырев взял как раз слово для выступления.

«Дамы и господа!
– традиционно начал он, и зал с дежурной вежливостью приготовился внимать своему любимцу.
– Я должен внести поправки в концепцию российской внешней политики… Первое. Сохраняя в целом курс на вхождение в Европу, мы отчетливо сознаем, что наши традиции во многом, если не в основном, в Азии, а это устанавливает пределы сближения с Западной Европой…»

Собравшиеся в недоумении начали переглядываться, по рядам пошел ропот. То, что произносил Козырев, совершенно не вязалось с его амплуа; наверное, если он, по образу и подобию Хрущева, принялся колотить сейчас башмаком по трибуне, это б и то вызвало меньшую оторопь.

«Мы видим с некоторой эволюцией, - продолжал тем временем Козырев, - по сути, неизменные целеустановки НАТО и ЕС, разрабатывающих планы укрепления военного присутствия в Прибалтике и других регионах бывшего СССР… Этим же курсом, видимо, были продиктованы санкции против Сербии… Мы требуем их немедленной отмены…»

Гул в зале усиливался, но Козырев демонстративно не обращал на это никакого внимания.

«Второе. Пространство бывшего СССР не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Мы будем твердо настаивать на том, чтобы бывшие республики Союза незамедлительно вступили в новую федерацию или конфедерацию… И об этом пойдет с ними жесткий разговор… И третье. Все, кто думает, что можно не считаться с этими особенностями и интересами, что Россию ожидает судьба Советского Союза, не должны забывать, что речь идет о государстве, способном постоять за себя и за своих друзей…»

После того как Козырев замолчал, в зале воцарилась мертвая тишина. Никто ничего не понимал.

В перерыве между заседаниями Козырева увел госсекретарь США Лоуренс Иглбергер, и они о чем-то долго совещались за закрытыми дверьми.

А вечером российский министр выступил вновь:

«Дамы и господа! Хочу заверить, что ни президент Ельцин, который остается руководителем и гарантом российской внутренней и внешней политики, ни я как министр иностранных дел никогда не согласимся на то, что я зачитал в предыдущем выступлении… Хочу поблагодарить вас за предоставленную мне возможность применить такой ораторский прием. Зачитанный мною текст - это компиляция требований далеко не самой крайней оппозиции в России. Это лишь прием, которым я хотел показать опасность иного развития событий…»

Что произошло в тот день, 14 декабря 1992 года, до сих пор остается одной из самых больших загадок в новейшей истории дипломатии. Действительно ли утренняя речь Козырева была не более чем театрализованным представлением, призванным высветить его достоинства и плюсы; или же он вовремя предпочел перестроиться, поддавшись напору американского коллеги - на этот вопрос ответа нет.

А ведь, если вдуматься, что, собственно, криминального, порочного произнес в первой части своей антрепризы Козырев?

И насчет «укрепления военного присутствия» НАТО и ЕС на постсоветском пространстве, и насчет санкций ООН против Сербии - все это была чистая правда. Сегодня и нынешний президент, и политическое руководство страны не таясь называют подобные действия не иначе, как ущемлением российских интересов.

Еще раз перечитаем заключительные слова первой части речи Козырева:

«Все, кто думает, что можно не считаться с этими особенностями и интересами, что Россию ожидает судьба Советского Союза, не должны забывать, что речь идет о государстве, способном постоять за себя и за своих друзей…»

А теперь - прямо в стык - повторим часть вторую:

«…ни президент Ельцин, (…) ни я как министр иностранных дел никогда не согласимся на то, что я зачитал в предыдущем выступлении…»

Это как же понимать? С чем, извините, не согласны Козырев с Ельциным? С тем, что Россия способна постоять за себя и за своих друзей (читай, соотечественников)? С тем, что можно не считаться с нашими стратегическими интересами в Восточной Европе и на постсоветском пространстве?

Бред какой-то. Но ведь так оно в действительности и было. Стараниями Козырева роль России на международной арене была сведена до реплик в духе «чего изволите»; чеховского Фирса, забытого на старой даче.

Роль эта - бедной приживалки, взятой из милости в господский дом - была, к сожалению, не нова.

«У главного подъезда монументального здания было большое скопление карет и автомобилей…

Худая деревенская баба в штопаных лаптях и белом платке, низко надвинутом на загорелый лоб, робко подошла к швейцару…

–  Тебе чего, убогая?

–  Скажи-ка мне, кормилец, что это за господа такие?

–  Междусоюзная конференция дружественных держав по вопросам мировой политики… А ты кто будешь?…