Шурик решил не пороть горячку, а для начала ограничиться намеками.

– Егор, ты про Кренделя ничего не слыхал? Егор неожиданно выпрямился и скорчил рожу, словно человек, увидавший в борще таракана с аквалангом.

– Ты, брателла, дал! Ты, вообще, в каком городе живешь? Не в Венеции часом? Это ж смотрящий!

– Куда?

– Что куда?

– Глядящий.

– Да не глядящий, блин, а смотрящий. За городом. Пастырь наш божий. Ты на людях где-нибудь такое не спроси… Это он тебе, что ли, клешню сломал?

– Кажется.

– Я сразу въехал. Это чучело по-другому с людьми базарить и не умеет. Как вышло-то?

Шурик вкратце изложил суть конфликта, опустив сцену с подвешиванием за ноги и историю с Ковалем.

Однополчанин почесал забинтованной рукой нос, потом приоткрыл дверь и сморкнулся на дорогу.

– Двадцать тонн, значит, повесил? Это еще по-божески, мог бы и сороковник влупить, боров жирный. Прикидываешь теперь, каково нам с такими уродами терки тереть? Ну-ка, повтори, как эти два чувака выглядели?

Шурик еще раз обрисовал своих новых знакомых. По возможности ярко. Егор секунд десять шарил в лабиринтах памяти и удовлетворенно кивнул:

– Знаю. Ирокез и Челюсть. Законченные быки. Особенно Челюсть. Якорную цепь перекусить может.

Шурик почувствовал освежающий прилив бодрости, сопровождающийся холодом в ногах.

– У Ирокеза знаешь почему такое погоняло? Он на разборке у барыги одного скальп снял. Голыми руками. Прикинь, какой пробитой

Вдобавок к руке у журналиста зачесалась и голова. Из ворот церкви вынесли гроб. Шурика передернуло.

– Да, все мы гости на этой тусовке, – вздохнул однополчанин, заметив гроб, – вот чувак оттусовался. Никаких теперь головняков, ни базаров, ни стрелок, ни разборок…

– Кто это?

– Да откуда ж я знаю?.. Покойник.

– А мне-то как быть?

– Понимаешь, Шурыч, – неподдельно тяжело вздохнул Егорка, – будь на их месте не Крендель, а хотя бы Бабуин или Сохатый, я б за тебя без базара вписался. Развели бы. Но с этим костоломом как разговаривать, ума не приложу. Тем более мы только-только с ним экологическое равновесие установили. Он к нам не лезет, мы к нему.

Шурик не стал уточнять, кто «мы», это могло задеть Егорку за живое.

– Попробуй в ментуру сходить. Глядишь, подцепят.

– Не пойду. Не ведено.

– Тогда линяй на юга. Отлежись с годик, оно тут само утрясется.

– А родители? Дом же сожгут, кретины. Или продать заставят.

– Хороший дом?

– Да обычный. Изба в поселке.

– Купи тогда ствол, лучше помповик. Могу адресок подсказать, там подешевле отдадут.

– Спасибо, Егор, у меня есть, – соврал Шурик, чтоб сменить тему. – То есть тупик?

– Тут одно из двух, либо самому валить, либо их гасить. Всех, начиная с Кренделя. Во, крестничек мой подъехал, – Егорка кивнул на остановившуюся кавалькаду представительских иномарок, – приспичило блаженному на старости лет в веру обратиться.

Из черного лимузина тяжело вывалился субъект лет тридцати пяти, похожий на питбультерьера, и, переваливаясь на кривых лапках, в сопровождении свиты вошел в церковь.

– Все, Шурыч, извини, мне пора. Не люблю опаздывать. А с Кренделем ты лучше мирно разберись, а то без ушей оставит.

Егорка облизнулся у протянул перебинтованную руку.

– Бывай…

На пороге индивидуально-частного предприятия «Дзержинец» Шурика остановил высокий блондин в черных ботинках. Его макушка витала в районе двухметровой отметки, а ботинки сорок седьмого размера были сшиты, вероятно, по спецзаказу. Как и камуфляжный костюмчик, напоминавший расцветкой скисший салат «Оливье».

– К кому? – поздоровался блондин.

– Я не знаю точно, обо мне должны были предупредить, – словно оправдываясь, ответил Шурик.

– Фамилия?

– Тихомиров. Александр.

– Постой здесь.

Блондин скрылся в темном коридоре. «Интересно, глаза завяжут?» – почему-то спросил самого себя журналист. Блондин вернулся довольно быстро и мотнул головой:

– Проходи. Вторая дверь слева.

«Не завязали».

Вторая дверь слева не имела опознавательных знаков, чувствовалось, что конспирация в заведении поставлена на широкую ногу. Шурик толкнул дверь и замер на пороге, словно восковая фигура в музее мадам Тюссо. В роскошном, со всех точек зрения, кабинете сидел оперуполномоченный по борьбе с организованной преступностью Ваня Лакшин. На нем был строгий черный костюм, белая рубашка с вышивкой и яркий галстук кровавого цвета. Сверху, над широким офисным столом, висела голова кабана, подстреленного на охоте, а на полу распласталась лосиная шкура с подпиленными рогами. Ваня в момент появления Шурика рассматривал двустволку старинного образца. Увидев Шурика, он отложил оружие и поднялся из-за стола.