— Синьор Савели попросил меня купить ему билет в агентстве, что на виа Квиринале. Так я узнал, что он едет в Санта-Анну. А кто распространил это известие среди персонала, мне, к сожалению, неизвестно. Весьма возможно, что сам синьор Савели упомянул в чьём-нибудь присутствии о своём отъезде. Что в этом плохого, в конце концов?

— А вы не знаете, это его первая поездка в Санта-Анну?

— Об этом вам скажет сам синьор Савели, — с важностью сказал Карло Колонна и посмотрел на часы. — Поезд из Санта-Анны выходит в одиннадцать тридцать.

— Правильно, — кивнул Чигола и тоже посмотрел на часы. Потом поднял трубку и отдал распоряжение невидимому сотруднику:

— Проверить в Санта-Анне, в какое время прибыл синьор Чезаре Савели в город и когда отбыл в Рим.

Карло Колонна, не сводивший глаз с трубки, как-то сразу съёжился в кресле, а может быть, само кресло неожиданно и внезапно стало выше и массивнее.

— Он лично заверил меня, что вернётся сегодня до полудня, — тихо сказал Роберто Тоцци.

— Раз заверил, значит, вернётся, — усмехнулся углом рта Феликс Чигола. Поскольку губы у него были совсем тонкие, прямые и бесцветные, то и усмешка его была совершенно безличной и ничего не выражала.

— Ведь картина исчезла вчера после закрытия музея, то есть, после шестнадцати часов?

— Вчера до шестнадцати часов картина была на месте, — чинно ответил Карло Колонна. — Я проходил мимо неё где-то без четверти четыре. Этот суслик, Ливио Перетти, ещё рисовал, и картина была на месте. Это могут подтвердить и другие.

— Итак, — заключил Чигола, — картина украдена между шестнадцатью часами вчерашнего дня и девятью часами сегодняшнего. Попрошу вас сказать мне, кто из ваших служащих находился в музее в это время.

Роберто Тоцци изменился в лице.

— Господи боже мой, — сказал он, — неужели вы, синьор, сомневаетесь в наших служащих?

— Я только спрашиваю, синьор, ничего больше, — и Чигола снова одарил его своей безжизненной улыбкой. — Только спрашиваю!

— Ну, раз вы спрашиваете, мы вам ответим! — заявил Карло Колонна, к которому вернулась самоуверенность. — Вчера после закрытия и до девяти часов нынешнего утра в галерее находились, во-первых, два привратника, Агостино и Лоренцо. Они дежурили посменно, по восемь часов. С шестнадцати часов дня до двенадцати часов ночи дежурил Агостино. С двенадцати ночи до восьми утра дежурил Лоренцо. Сейчас опять дежурит Агостино. Кроме того, ночью музей охраняют два сторожа, которые также сменяются каждые восемь часов. С четырех дня до двенадцати ночи дежурил Марко Монтано. С двенадцати ночи до восьми утра дежурил сторож Федериго Нобиле. В музее есть ещё два сторожа, — они работают только днём, — кассирша и гардеробщик. Дневные сторожа, кассирша и гардеробщик приходят в музей незадолго до девяти часов и уходят вскоре после четырех. Но дневная смена вас, как я понял, не интересует. Кроме того, после четырех часов в здании находились четыре уборщицы. Их впустил и проводил сторож Федериго Нобиле. Итак, синьор, не считая уборщиц, в здании дежурило четверо: привратник Агостино и сторож Монтано — с четырех дня до двенадцати ночи, привратник Лоренцо и сторож Федериго — с двенадцати ночи до восьми утра, и привратник Агостино и сторож Монтано — с восьми до девяти утра.

— А не было ли в музее посторонних лиц? — спросил Чигола.

Карло Колонна помолчал.

— Не знаю, можно ли назвать её “посторонней”, синьор, — нерешительно сказал он. — Речь идёт о племяннице синьора Савели. Дома у них теснота, и она иногда приходит в музей заниматься в его кабинете. Она студентка права, на втором курсе. Звать её Луиза Ченчи.

— Ну?

— Ничего такого, синьор, просто Луиза пришла вчера незадолго до закрытия, без чего-то четыре, а когда она ушла, об этом вам скажет сторож Марко Монтано.

— Где живёт эта Луиза Ченчи? — поинтересовался Чигола.

— На виа Кола ди Риенцо, дом 170, рядом с пьяцца Кавур. Её мать, Виттория Ченчи, приходится сестрой синьору Чезаре Савели.

Феликс Чигола поднял трубку.

— Немедленно доставить Луизу Ченчи, — приказал он своему невидимому сотруднику. — Живёт на виа Кола ди Риенцо, 170, возле пьяцца Кавур.

Роберто Тоцци, который до сих пор почти не принимал участия в разговоре, кисло посмотрел на своего помощника по охране и решительным тоном, который не вязался с унылым выражением лица, заявил:

— Ты скверный человек, Карло Колонна! Зачем ты втягиваешь девушку в эту тёмную историю? — директор повернулся к Чиголе и пояснил, — это порядочная девушка, синьор, из скромной, но приличной семьи.

Карло Колонна демонстративно кашлянул, а Феликс Чигола приставил палец ко лбу и сказал:

— Постойте… кажется… Ченчи! Ну да! Энрико Ченчи!

— Энрико Ченчи — её отец, — с готовностью объяснил директор галереи. — Весьма способный журналист и публицист, к сожалению, два года назад был убит ультраправыми элементами.

— Энрико Ченчи был отъявленным коммунистом! — со злобой заявил Карло Колонна.

— Да, да, помню, — с удовлетворением отозвался Чигола и с мальчишеским оживлением воскликнул, — господа, я помню пять десятков убийств, от “А” до “С”!

Этот проблеск радости у инспектора полиции, довольного своей памятью, быстро угас, сменившись озабоченностью. А заботы у Феликса Чиголы были непростые, потому что не каждую знаменитую картину крадут в канун выборов мэра города Рима.

Покончив с предварительным опросом, Чигола пожелал осмотреть галерею Боргезе.