Шрифт:
Как струна, лопнул в нос Непещевич:
– Для пальцев Роланда – хо-хо – мавританское горло готово… Она – часто к вам?
Влокотяся в подушечку, тускло-оранжевую, Тигроватко в мизинец склонила свой нос:
– Забегает ко мне: утешаться!
Горбок почесала.
– И вы утешаете?
– Да.
Облизнулась.
– О, о, – утешайтесь! Зачем ее тащите?
– Слово дала показать ее – Мирре.
А он перенес подбородок натруженный, – красный квадрат, – справа влево; и красным квадратом оскалился:
– Ну, а пока там она, – покажите же комнату.
– Э'бьэн [104] , – идем!
Взявши за руки их, головою взбоднула пространство; и – диким галопом, втроем, – в коридор.
И за окнами пырскали змеи сквозные.
____________________
Галопами – мимо обой цвета кожи боа, мимо пятен, чернеющих в бронзово-темном; вломились во мраки, где может подняться лишь вопль; и – сопели.
И жолоб, укушенный ветром, как вепрь, – хрюкал, брюкал.
104
Э'бьен (фр.). – Ну, что же.
Ящик, веревку, мешок и клещи
«Щелк»: все – вспыхнуло: серое, мертвое, тусклое; где пестрота?
– Здесь и есть?
Тигроватко им бросила черною палкою веера:
– Здесь.
– А не слышно?
– Быка зарезай, – черной палкою веера в пасть. – Там же – кухня; а дверь запирают.
– Простите, – минуточку: сам посмотрю, – Непещевич; и – щелк каблуков лакированных: —
– светом —
– безлобо, безглазо —
– он бросился в черный квадрат; и оттуда – безлобо, безглазо – вернулся он: черным квадратом; и залопотал, хлопоча, как кухарка, над гусем ощипанным:
– Вы приготовите ящик, мешок холстяной, но покрепче, веревку покрепче, рогожу, моточек веревочек, гвозди, иглу для зашивки рогожки, клещи… Все тащить – подозрительно будет: шофер… мы с собою привезем нечто маленькое, да удаленькое.
Телефонный звонок.
И Параша, прислуга, влетела:
– Вас спрашивают, – Пшевжепанскому.
Вылетел.
____________________
Став безобразной, мадам Тигроватко казалась совсем индианкою.
– Ну, а зачем вы меня приплетаете: женщину… Разве нельзя – в другом месте?
Велес с разволнованным, бабьим, с каким-то слюнявым лицом заваракал, как старый фагот, в аллегретто пустившийся хриплым «пьяниссимо»:
– Негде: везде наблюдают… От вас он – на фронт: в запакованном виде… Захватим на улице; и – с ним: сюда… Вы отпустите вашу прислугу, конечно; уедете сами; ключ – нам, чтоб Лебрейль с чемоданом приехала, – с визою, сертификацией, паспортом; место, купе, будет занято; не Булдуков, – ваш Роланд постарается; в «Пелль-Мелле» знают, что может в любую минуту исчезнуть: на фронт… Такова его миссия, данная Фошем: се-крет-ней-шая-я… Больше – негде: везде следит око; а арестовать – невозможно: посольство, английское, тотчас вмешается… Фронт же, – там пули, там газы… Уехать живым ему нужно отсюда… И только отсюда!
Он так посмотрел, что «мадам», закрывая свой нос, из прощелочка пальцев глядела напуганным глазиком.
– Ведать не ведаю…
И – помолчали.
– Что «он»?
– Представляет собой замечательный просто феномен.
И – светски:
– Для дела союзников, – бросился корпусом, – вы предоставите комнату – нам?
Тигроватко ж, спиною к нему, надув губы и носом капризно бодаяся в веер:
– Гамэн… Я не знаю, – зачем это комната вам: еще девочку с улицы мне приведете?
Он – тоже гамэном:
– Француженку вам приведу; с темпераментом; пальцы – стальные; веревку на шее затягивать – может.
«Мадам», сделав вид, что она спохватилась, – на Дверь: громким сестринским голосом:
– Милочка, – скоро?
Кикимора
А капитан Пшевжепанский, оскалясь, кричал в телефон:
– Ездуневич?
– Прекрасно, корнет Ездуневич!
– К кому?
– Где, в котором?
– Дом?
– Шесть?
– Табачихинский?
Из коридорчика, точно из ада, явились: мадам Тигроватко с Велесом; пан Ян, не без юмора, бросивши трубку, руками разъехался:
– Ну, – поздравляйте: увижу сейчас знаменитость.
– Какую?
И щелкнула гнутым листом подоконница.
– Самую, – эту: Коробкина.
Жолоб взвизжал.
Непещевич:
– Скажите!
Мадам Тигроватко:
– Пожалуйста!
И отчего-то все трое, – как лопнут от хохота.
Грохнула крыша.
Мадам приложила свой палец к губам и показывала на гостиную, громко воскликнувши: