Шрифт:
– Конечно, как и письма других,
– Других? Каких других?
– Мало ли поклонников было у сеньориты!
– А! Но сейчас она свободна?
– Сейчас? Нет, нет, сеньор. У нее как будто есть жених, хотя, мне кажется, он только рассчитывает стать женихом… Может, она его хочет испытать, а может, это так, временный…
– Почему вы мне про него не сказали?
– Так ведь вы меня не спрашивали.
– Действительно. Все же вручите ей это письмо, и только в собственные руки, понимаете? Будем бороться! Вот вам еще дуро!
– Спасибо, сеньор, спасибо.
Аугусто ушел с трудом — туманный, буднично мелкий разговор с привратницей стал доставлять ему удовольствие. Разве это не способ убивать время?
«Мы поборемся! — говорил себе Аугусто, идя по улице. — Да, поборемся! Итак, у нее есть другой жених, кандидат в женихи?.. Поборемся! Militia est vita hominis super terram (Жизнь человека на земле — ратный труд (лат.). ). Вот и появилась цель в моей жизни, есть что завоевывать. О Эухения, моя Эухения, ты должна стать моею! По крайней мере моя Эухения, та, которую я создал, когда предо мной мелькнули ее глаза, пара звезд в моей туманности, да, эта Эухения должна стать моею; а та, у чьих дверей сидит привратница, пусть принадлежит кому угодно. Поборемся, и я возьму верх! Я знаю секрет победы. Ах, Эухения, моя Эухения!..»
И он очутился у дверей казино, где уже поджидал его Виктор, чтобы сыграть ежедневную партию в шахматы.
III
– Ты сегодня запоздал, Аугусто, — сказал Виктор, — обычно ты так пунктуален.
– Дела…
– Дела? У тебя?
– А ты думаешь, дела бывают только у биржевых маклеров? Жизнь гораздо сложнее, чем ты воображаешь.
– Ну, а я гораздо проще, чем ты думаешь.
– Возможно.
– Хорошо, твой ход!
Аугусто двинул на две клетки королевскую пешку; обычно он, играя, напевал отрывки из опер, теперь же он стал говорить про себя: «Эухения, Эухения, Эухения, моя Эухения, цель моей жизни, сладостный свет звезд-близнецов в тумане, мы поборемся! В шахматах царит логика, и, однако, сколько тумана и случайностей в этой игре! Да разве в самой логике нет случайного, произвольного? И разве появление моей Эухении не логично? Не задуман ли этот ход богами в их божественных шахматах?»
– Послушай, — перебил его мысли Виктор, — мы ведь условились не брать ходов назад! Тронул фигуру — ею и ходи!
– Верно, условились.
– Если ты так пошел, то я съем твоего слона.
– И правда, все моя рассеянность!
– А ты не будь рассеянным. В шахматы играть — не каштаны жарить. Надо помнить: тронул фигуру — ход сделан.
– Да, сделанного не воротишь.
– Вот так-то. В этом педагогический смысл игры.
«Но почему нельзя быть рассеянным во время игры? — говорил себе Аугусто. — Наша жизнь — игра или кот? И почему бы не брать ход назад? Логика! Быть может, письмо уже в руках Эухении? Alea iacta est! (Жребий брошен! (лат.). ) Взялся за гуж… А завтра? Завтра принадлежит Богу! А вчерашний день — кому? Кому принадлежит вчера? Вчера — сокровище сильных! Священное вчера, субстанция нашего повседневного тумана!»
– Шах, — снова перебил его мысли Виктор.
– Правда. Посмотрим… Как же я допустил такой разгром?
– Рассеянность, как обычно. Не будь ты таким рассеянным, стал бы у нас одним из первых игроков.
– Скажи мне, Виктор, жизнь — это игра или рассеяние?
– Да ведь сама игра — не что иное, как рассеяние.
– Тогда не все ли равно, в чем его находить?
– Только в игре, в хорошей игре!
– А почему бы не играть плохо? Что вообще значит .играть хорошо и играть плохо? Почему бы нам не двигать эти фигуры не так, как мы привыкли, а иначе?
– Потому что таков наш тезис, дорогой Аугусто. Ты сам мне объяснял это, великий философ.
– Хочешь, расскажу тебе новость?
– Говори.
– Но прояви удивление, дружище!
– Я не из тех, кто удивляется априори, или заранее.
– Ну так слушай. Знаешь ли ты, что со мной происходит?
– Ты становишься все более рассеянным.
– Дело в том, что я полюбил.
– Ба! Это я и так знаю.
– Как ты можешь это знать?
– Очень просто, ты любишь ab origine, с самого рождения. У тебя врожденная влюбленность.
– Да, любовь рождается вместе с нами.
– Я сказал не «любовь», а «влюбленность». Ты мог и не сообщать мне о своей любви, я уже все знаю, знаю, что ты полюбил, или, точнее говоря, влюбился. Знаю это лучше, чем ты сам.
– Но от кого? Скажи мне — от кого?
– От кого же, как не от тебя.
– Да что ты! А пожалуй, ты прав.
– Я же говорил тебе. Она блондинка или брюнетка?
– По правде говоря, я и сам не знаю. По-моему, ни то, ни другое; скажем так, светлая шатенка.
– Высокая или нет?
– Тоже не припомню. Наверное, среднего роста. Но какие глаза, какие глаза у моей Эухении!
– Эухения?
– Да. Эухения Доминго дель Арко, проспект Аламеда, пятьдесят восемь.
– Учительница музыки?
– Она самая. Но…
– Да я знаком с нею. А теперь — еще шах!
– Но…
– Шах, я тебе сказал!
– Хорошо.
И Аугусто прикрыл короля конем. В конце концов ой проиграл партию.
На прощанье Виктор положил ему руку, словно ярмо, на шею и прошептал на ухо: