–  …твою мать!
– сказал Председатель. Краб посмотрел на него удивленно: он ни разу еще не слышал от Председателя нецензурщины.

Хромой прикурил, взял трость из подмышки в руку и медленно пошел к автобусной остановке.

Иван прикурил, взял в руки палку и, прихрамывая, пошел к остановке. Ярко светило солнце, чирикали воробьи в кустах акации… Ивану представилась самодельная автоматическая кормушка для птиц, сконструированная Славкой Мордвиновым. Сейчас она стоит на балконе пустой квартиры - пыльная и пустая. И квартира пыльная и пустая. Тускло светятся корешки книг на русском и английском, стоит недопитая Светланой чашка кофе. Светлана никогда не войдет к себе домой, не крикнет с порога: Ванька, я вернулась! НИ-КОГ-ДА.

А Лидер жив… и Председатель жив… и стрелок, который нажал на спуск винтовки, убившей Светлану, тоже жив… и продажный ментовский генерал жив… пока. Все они живы пока.

Иван резко ускорил шаг. Краб, наблюдая, как шагает Таранов, сказал:

–  Ого! Этот "хромой" чешет, как хороший десятиборец.

Председатель ничего не сказал.

Неожиданно Таранов остановился… В глазах было темно, и кололо в подреберье, как будто после долгого бега. Но остановился он по другой причине: он ощутил чей-то взгляд. Чей-то внимательный, пристальный взгляд.

–  Возможно, - сказал полковник Кондратьев Крабу, - меня сейчас убьют.
– Краб вскинул на него непонимающие глаза.
– Возможно, Борис, меня сейчас застрелят, но ты не должен ни во что вмешиваться.

–  Не понял, Евгений Дмитрич, - озадаченно произнес Краб.

–  Это приказ, Краб, - сказал Кондратьев.

–  Я не понял, Евгений Дмитрич.

–  Если бы мне было столько лет, сколько тебе, то я бы, наверно, тоже не понял, - ответил Кондратьев и широко улыбнулся. Краб напрягся. Осознал, что полковник говорит совершенно серьезно и происходит нечто странное.

–  Да в чем дело, Евгений Дмитрич?
– очень серьезно спросил Краб. Председатель вылез из машины, снял пиджак и бросил его на переднее сиденье. Потом нагнулся и сказал:

–  Дело в том, что нужно отвечать за ошибки… всегда приходится отвечать за ошибки, Боря.

Кондратьев повернулся и пошел к Таранову. На ходу он расслабил узел галстука и подкатал рукава сорочки. Он шел легко и свободно… легко… и свободно.

Ощущение чужого взгляда было очень сильным. Обычно это ощущение предупреждало об опасности. Но сейчас опасности не было - Таранов понимал это шестым чувством. Иван оглянулся. И увидел Председателя. Председатель шел не спеша - руки в карманах. На лице - улыбка, но в глазах… в глазах нечто, что трудно объяснить. Рука Ивана сжала палку. Палка была грубоватой, увесистой, с массивной изогнутой рукоятью. Ударом такой "биты" можно без труда проломить череп.

Не дойдя метров пять, Председатель остановился, вытащил руки из карманов. Показал Ивану - пустые… Глаза смотрели в глаза… рука Таранова сжимала палку.

По газону бежала собачка. Она остановилась вдруг, оскалилась и зарычала на Таранова.

–  Ну здравствуй, Иван Сергеич, - произнес Председатель. Несколько секунд каратель молчал, потом разлепил губы:

–  Здравствуй… выследили все-таки?

–  Я пришел один. Нужно поговорить, Иван.

–  Пойдем, - сказал Таранов и указал на дверь подъезда.

Они сидели напротив друг друга в кухне бабы Вериной хрущобы. Разговор не клеился… разговор был почти невозможен! Кондратьев задал пару формальных вопросов, Иван дал пару формальных ответов… Председатель собрался еще что-то сказать, но каратель опередил:

–  Зачем убили Светлану?

Председатель вскинул глаза - темные, глубокие.

–  Ты что?
– сказал он.
– Ты что?

Таранов опустил руку в карман сорочки и вытащил пулю, поставил ее на стол. Очень высокая остроконечная пуля спецпатрона СП-5 стояла на грязноватой клеенке как монумент… как маленький памятник… пакостный, сволочной памятник убийству.

Полковник Кондратьев смотрел молча, долго, не мигая. Таранов сосредоточенно курил, сквозняк нес дым над клеенкой и над пулей, пробившей горло Светланы.

–  Я не знал, - сказал Кондратьев.

–  Да… ты не знал. Конечно, ты ничего не знал.

–  Ты веришь мне, Иван?

–  А что это меняет?

–  Собственно… собственно, ничего.

–  Вот видишь… Зачем ты искал меня, Председатель?

–  Я хотел поговорить. Но теперь, пожалуй, не о чем, - сказал Председатель и замолчал. Через несколько секунд он спросил: - Где она похоронена?

Таранов затушил сигарету и посмотрел в глаза Председателю:

–  Скорее всего, она до сих пор в морге.

–  А что же ты… - вскинулся полковник, но осекся, сообразил, что спорол ерунду, что - попытайся Иван заняться похоронами Светланы - он тут же был бы арестован.

–  Извини, - сказал полковник, - извини… хочешь, я займусь похоронами?

Прошло четыре дня… Председатель вернулся из Санкт-Петербурга и положил перед Иваном Свидетельство о смерти с отметкой о захоронении.