Поток призрачных людей иссяк. Несколько отставших бежали по мосту. Но я по-прежнему был не один. Кто-то… что-то… было рядом со мной в темноте. Безымянный ужас. Это он царапал мою кожу, оставляя длинные кровоточащие полосы, он искал способ попасть внутрь меня. Я снова начал кричать, зовя на помощь. Один из призраков на мосту остановился, начал вглядываться во тьму, но потом поспешил дальше. Я сделал несколько шагов и в который раз упал в снег. Потом пришла всепожирающая тьма. Безымянный кошмар проник в мои поры, в глаза, в уши и рот, заполнил меня всего, ослепил, почти задушил, а потом начал отступать, чтобы начать все сначала…

Только по прошествии долгих дней и ночей я заставил себя вернуться к некоему подобию жизни. Я уже давно ничего не ел и едва мог пошевелить рукой. Всепоглощающий страх и безнадежное желание найти дорогу в замороженный замок остались со мной, как и воспоминания о вердикте Талар или память о прикосновении к пустому животу Исанны. Желание осмыслить сон при свете дня оказалось невыполнимым из-за моего физического состояния.

Когда я пришел сюда после заседания Совета, то нашел здесь кожаный мешок с черствыми лепешками и сушеным мясом. Еда была спрятана от диких зверей, скорее всего, ее оставил какой-то эззариец, скрывавшийся здесь в дни завоевания. Этот запас, хотя и скудный, помог мне продержаться почти все лето. Но он кончился раньше, чем пришел мой сон, и теперь, когда я снова проснулся, должен был встать и идти на охоту или погибнуть.

Сегодня мой кролик сбежал, значит, придется голодать дальше. Но я собирался вдоволь напиться дождя, пока лежал на спине, словно прижатый к камню гигантской рукой. Наверное, я слишком устал, чтобы двигаться, но пролежал здесь всю дождливую ночь и весь следующий день, пока не почувствовал, что капли вот-вот превратят меня в эззарианскую почву. Это было бы лучше всего.

– Мастер Сейонн! Вы меня слышите? Вы упали? Вы ранены? – Холодные пальцы ощупали мои руки и ноги.

«Идиот! Что я здесь делаю?» Вслух я этого не сказал, чтобы не напугать человека своим хриплым голосом.

Я хотел, чтобы холодные пальцы оставили меня в покое, и был совершенно обескуражен, когда оказалось, что мои руки не слушаются меня. Потом началось землетрясение, у меня в голове все перевернулось, меня тоже перевернуло, и дождь начал заливаться мне в ноздри, меня потащили куда-то.

– Не надо, – обратился я к уносящему меня существу. Должно быть, я сплю.

– Почему ты не пришла ко мне месяц назад?

– Это не мое дело.

Спорщики говорили совсем тихо, но этого было достаточно, чтобы моя голова начала раскалываться на куски.

– Дитя Вердона! А твое дело обрекать человека на смерть?

– Он не умирал. Я наблюдала. Эта лихорадка появилась только что.

Я не мог узнать голоса. Наверное, снова сны. Я спал столько, что хватило бы на пять жизней, больше я не хотел спать, я боялся снов. Хорошо, что хоть дождь кончился.

– Сейонн, открой глаза. Я видела, что ты водишь ими. Тебе давно уже пора просыпаться.

Красивые темные глаза. Длинная толстая коса, выбившиеся из нее волоски щекотали мне нос. Встревоженное овальное лицо.

– Катрин.

– Я должна была догадаться, что ты будешь в Кол-Диате. Мы искали тебя несколько недель, но никто не подумал идти так далеко. Мы решили, что ты отправился к Александру.

Я закрыл глаза, мечтая, чтобы она немедленно убрала все воспоминания, только что положенные передо мной.

– Уходи. – Лишь интонации убедили меня в том, что хриплое карканье и есть мой голос.

– Я уйду, когда ты поправишься. Я и не думала, что ты обрадуешься мне. Или кому-нибудь из нас.

Я перевернулся и натянул на голову одеяло. Прежде чем укрыться от мира, я успел заметить, что нахожусь внутри развалин башни, лежу на одеяле, а моя голова покоится на чем-то свернутом в валик. Потом я заявил, прислушиваясь к работе наковальни, которая начала действовать в моей голове от движения:

– Со мной все в порядке. От меня, правда, несколько воняет. Уходи.

Она отдернула одеяло и положила мне на голову холодную ладонь. Наковальня замерла.

– Ладно, тогда ответь мне, сколько дней я здесь. Или сколько дней прошло с тех пор, как тебя нашли почти захлебнувшегося на краю башни, с которой можно было свалиться при малейшем движении. Или сколько дней назад ты ел.

Я лежал неподвижно, боясь, что она уберет свою чудодейственную руку и наковальня снова заработает. Но я не собирался сдаваться:

– Ты больше не мой наставник. Я не должен отвечать на твои вопросы. Уходи.

– А ты останешься здесь умирать в свое удовольствие от лихорадки, позволив мне расстаться с тобой навсегда непрощенной?

– Я не сумасшедший, Катрин. – Я хотел, чтобы прохладная рука осталась. Боль была слишком сильна. – Здесь я встретился с безумием. Я был в нем, но я не сумасшедший. Это не было переживанием из-за Исанны и ребенка. Да, я был уставшим, но двести пятьдесят сражений здесь тоже ни при чем. И я пережил свои годы в рабстве, как мог бы пережить их любой другой. Я провел здесь долгие часы, вспоминая. Я видел то, что я видел, и я был прав, когда позволил ему уйти.