– И ты не боишься обесчестить себя ложью?

Рагна-Гейда опустила глаза: такого дерзкого вопроса она не ждала. Но старухе и так предстоит узнать о ней слишком много, а без помощи Боргтруд не обойтись, как ни старайся.

– Мой род будет обесчещен еще больше, если покажет себя неблагодарным, – тихо ответила она. – Пусть лучше я…

Боргтруд мелко закивала головой:

– Это тоже жертва. Ты жертвуешь своей честью ради чести рода, я верно тебя поняла?

– Может, никакой жертвы и не будет.

Рагна-Гейда через силу улыбнулась: она не любила высоких слов.

– Будет! – вдруг со странно твердым убеждением сказала Боргтруд. Удивленная Рагна-Гейда подняла взгляд – блекло-голубоватые, выцветшие глаза старухи смотрели на нее строго, словно спрашивали, действительно ли она готова совершить задуманное. – Будет! Может, тебе не стоит идти по этой дороге?

Рагна-Гейда молча помотала головой. Она не поняла, о чем говорит старуха, но и острое чувство тревоги не могло заставить ее повернуть назад. Наоборот – ей еще сильнее захотелось скорее увидеть Вигмара.

И вот теперь сидела и ждала. Пока Гюда доберется до Серого Кабана, пока… если Вигмар вообще дома… пока она ему все расскажет, пока он соберется и поедет… если у него есть время. Если он поверит. Если он захочет… Поверит, что ей есть что ему сказать…

Не успела Боргтруд напрясть половину веретена, как Рагна-Гейда не выдержала – вскочила со скамьи и вышла из дома. Дворик был невелик: раскрытые ворота, казалось, принимали в объятия прямо из дверей. Впрочем, после Оленьей Рощи любая усадьба покажется маленькой. Тщательно обойдя лужи, Рагна-Гейда встала в воротах и посмотрела в долину. Сейчас она уже не помнила о копье, об обидах родичей, о заклятиях. Она просто хотела увидеть его. Его желтые глаза, смотрящие резко и остро, высокий упрямый лоб, жесткий подбородок с вечным налетом рыжеватой щетины как наяву стояли перед ее глазами. Кажется, протяни руку – коснешься. Они выросли в одной округе, и Рагна-Гейда не могла вспомнить, когда впервые услышала о сыне Хроара-С-Границы (тогда его еще не звали Безногим), когда впервые увидела Вигмара. Она знала его всегда, но сейчас почему-то не верилось, что он действительно живет на свете, что она не выдумала его. Он был слишком ярким и резким, слишком живым, словно чей-то острый резец уверенной рукой вырезал его на ровном сером камне бытия. Дорогая сердцу мечта, выдумка нередко кажется более настоящей, чем все живые люди. Потому что она внутри, а все остальное – снаружи.

Рагна-Гейда стояла в воротах, прислонясь плечом к столбу и поглаживая ладонью старое, потрескавшееся дерево, серо-бурое и шершавое от времени, дождей, снегов… С необычайным прилежанием она рассматривала щелочки и трещинки бревна, как будто хотела влезть в них и спрятаться там от своего нестерпимого ожидания. Поверит, не поверит? Приедет, не приедет? Она задыхалась от нетерпеливой жажды увидеть Вигмара; пустота без него давила и душила, как вода. Казалось, это не кончится никогда. Вот уже скоро вечер, а эта гусыня Гюда, наверное, еще и не добралась до Серого Кабана…

Легкий отзвук топота конских копыт по долине коснулся слуха Рагны-Гейды и пропал. Она не решалась оторвать глаз от шершавого столба, убежденная, что ей померещилось. Топот возник опять, и теперь он был ближе. Остро боясь разочарования – мало ли кому взбредет в дурную голову гонять коня по долинам? – Рагна-Гейда медленно повернулась и посмотрела вперед. От распадка меж двух низких протяжных взгорий, покрытых серо-зеленоватым осинником, приближался всадник. Вжавшись в низкое седло, он летел стрелой и походил на хищную птицу. И Рагна-Гейда прислонилась спиной к воротному столбу, вдруг ощутив слабость в ногах. Ничего особенного не случилось… И не должно случиться… Ничего особенного… Но если кто-нибудь сейчас не поможет ей держать этот невидимый груз, она рухнет.

Боргтруд расставила вокруг очага семь низких и широких глиняных чаш, разложила пучки трав, из которых Вигмар знал только волчец, можжевельник, лук и полынь, достала уже знакомую ему связку амулетов и теперь деловито нюхала их, как будто проверяла, не уменьшилась ли их сила за время пребывания в сундуке. Копье из могилы лежало узорным острием на камнях очага, и Вигмару странно было видеть оружие отдельно от себя: за прошедшее время он сроднился с Поющим Жалом, как с собственной рукой или ногой.

Вигмар и Рагна-Гейда сидели плечом к плечу на низкой скамье и наблюдали за старухиными приготовлениями. Но никакие чары не заинтересовали бы сейчас Вигмара, твори их у него на глазах хоть сам Отец Колдовства Один. Рядом с Рагной-Гейдой, чувствуя плечом ее плечо, слыша ее тихое дыхание, он не мог думать ни о чем другом. Появляясь поблизости, она переворачивала мир в его глазах.

– Я боюсь этого золота, – вдруг шепнула Рагна-Гейда, не поворачивая головы, словно обращаясь не к нему. – Оно тяжелое.

Вигмар чувствовал, что она и правда боится, кожей ощущал ее страх как свой. Ему хотелось взять ее руку, переложить с ее колена на свое и накрыть ладонью, но он почему-то не решался пошевелиться, как будто самое легкое движение грозило разорвать эту связь, разрушить невидимое облако, внутри которого оказались заключены они вдвоем.

– Это дурное золото, – так же, не поворачиваясь, шепнул он в ответ. – Я вчера видел Золотую долину. Ту, где курган. Там было много золота рассыпано. Я вчера туда ходил – оно врастает в землю. То, что лежало на поверхности, теперь наполовину в земле. Темные альвы потихоньку тянут его назад, к себе.