– А на самом деле что с крылом? – цыкнул зубом Лёня.

– На самом деле? На самом деле я машину ставил во дворе, утром выхожу – крыло всмятку. Какой-то урод приложился и уехал…

– Ну, и на сколько ты влетел? – поинтересовался Лёня.

– С крылом-то? Да ничего страшного.

– Нет, сейчас.

– Сейчас – да просто до фига, – сказал я честно. – Будет экспертиза – скажут точно. Но и так понятно, что полный финиш, потому что машина не серийная. Не знаю, что делать. Искать, у кого одалживать, и десять лет пахать.

– А кем работаешь? – спросил Лёня.

– Программистом, – отмахнулся я. – Так слушай дальше! С ментами разобрались, менты уехали. Кабаны свой капот подбирают, свой бампер в багажник кидают, и укатывают. А мой – не заводится! То ли мотор треснул, то ли тросик какой-нибудь, то ли шланг перебило… Не знаю. В общем, как я его буксировал с проспекта на веревке – это долгая история. Короче, звоню на работу, мол, такие дела, попал в аварию, пятница, сегодня никак не появлюсь, лады? А мне отвечают: ни фига, приезжай сейчас же, тут у начальника к тебе важный разговор. Хватаю такси, еду в офис, поднимаюсь наверх и жду два часа в коридоре, пока наша светлость Михаил Павлович изволит принять. А наша светлость мне заявляет: Александр…

– Ага, Саша, – кивает мужичок.

– Ой, сорри, не представился: Саша Тимченко. Так вот, начальник заявляет: Александр, с этого понедельника вы у нас ужо не работаете… Говорю: это с какой радости? А он: а вот так у нас усё поменялося… Я говорю: это конечно прекрасно, что у вас усё поменялося, как только я последний проект закончил, да только нельзя было меня предупредить заранее, что проект последний, и пора мне искать другую работу? А он руками разводит. Ладно, говорю, тогда ещё один наболевший вопрос: а что у нас по зарплате? А он говорит: не волнуйся, в бухгалтерии получишь за последний месяц. Я говорю: пардон, и это всё?! А он изумленно так: а что ты хотел? А я говорю: а что мне три месяца морочат голову какими-то грядущими выплатами, и отпуск у меня был такой, как у нормальных людей больничный бывает – четыре раза по неделе, причем зимой, причем за свой же счет! И, мало того, в последние месяцы забросали с ног до головы левыми делами! Которыми я вообще не должен заниматься! Меня на работу брали как программиста – по чему?

– Почему? – переспрашивает Лёня.

– По охранным системам как программиста! Так?

– Так? – удивляется Лёня.

– Так! – киваю я. – Но тогда вопрос: с какой радости на меня повесили настраивать компьютеры секретаршам, если что случается? А у них каждый день случается. Мало того – ещё и интернет-сайт фирме делать! Это нормально? Скажи, Лёня? Разве меня брали на работу сайты делать? Может мне вам ещё полы в офисе мыть? Берите себе дизайнера на отдельную ставку! Так нет же, я три месяца вам пахал от зари до зари по проекту, кроме того сайт делал, и секретаршам всё настроил, а всё потому, что мне сказали: это очень-очень нужно, и больше некому. И намекнули, что за все сверхурочные выплатят в конце сезона двойной оклад! И вот конец сезона, и чего? Где сверхурочные? Где отпуск?

– А он?

– А он отвечает: не знаю, кто там шо намекал, но ежели положены сверхурочные – это усё решает бухгалтерия, приходи после выходных за деньгами, скока есть по ведомости – усё получишь, нам чужого не надыть. И руками разводит.

– Да… – говорит Лёня.

– Это ещё не все! Это пятница, вечер. У меня – первые выходные за три месяца. У друга моего лучшего, Кольки, юбилей на даче. Шашлыки, шампанское, фейерверки – всё как у людей. Учились вместе, каждый год собираемся, традиция. И вот мы едем вдвоем с Аллой.

– Жена?

– Подруга. Любимая. Была. Встречались целый год, только последнее время почти не виделись, потому что эти суки…

– Завалили работой без выходных, – кивнул Лёня.

– Ну да. Короче, едем на электричке. Потому что машины нет. В электричке начинаем ругаться. Алла мне начинает: ты меня не любишь, тебе на меня наплевать, я для тебя пустое место… Ну, всё как полагается, сам знаешь, Лёня, эти истерики женские… А у меня неудачный день. Короче, приезжаем. Поздно. Все – весёлые, шашлык давно съели, и за водкой уже два раза ездили. Наливают штрафную. А потом ещё штрафную. И ещё. И пока я общаюсь с друзьями, которых сто лет не видел, пока пытаюсь выяснить, кто бы мне мог денег одолжить на годик-другой, пока рюмку за встречу, рюмку за юбиляра, рюмку за разбитую машину, рюмку, чтоб найти хорошую работу, рюмку за компанию, снова рюмку за Кольку… В общем, Алла куда-то – шмыг. И в какой-то момент я уже смотрю – они уже там с Барановым шу-шу-шу, да хи-хи-хи, и она у него на коленях сидит, а он её лапищей своей по животу гладит!

– И?

– А что, этого мало?

– Дело молодое, – философски замечает Лёня. – Кому мало, кому много. От ситуации зависит, от отношений. Ну и ты чего сделал?

– А ты бы чего сделал?

– Я… – он задумчиво смотрит на дорогу, – налил бы ей бокал шампанского, увёл бы в сад на луну смотреть, обнял, поговорил…

– М-да… – говорю я. – Не знаю. Короче, я точно не помню, что я им сказал… Но сказал им всем, что про них думаю. И про неё, и про козла этого Баранова, и про Кольку, кажется, тоже. Хлопнул дверью и ушёл на последнюю электричку…

– Ну-у-у… – укоризненно протянул Лёня. – Не мальчик ведь уже, дверями хлопать из-за бабы. Годиков-то сколько?

– Двадцать восемь… – Мне вдруг действительно стало очень стыдно.

Лёня помолчал, задумчиво цыкая зубом – от этого из его рта вылетали короткие фиолетовые вспышки.

– И всё? Все неприятности? – спросил он, наконец.

– Ну… – Я вдруг замялся: то, что произошло со мной в лесу, вдруг показалось далеким и непонятным. – Ну, ещё у меня какой-то глюк в лесу был по пьяни. Не помню уж, что там случилось… Но вижу я теперь… глазами… плоховато, скажем так.