– Да, конечно.

– Нам лучше бы собраться и уехать всем вместе. Мы с отцом проверим, что творится вокруг дома, а женщины пусть собирают вещи.

Все вернулись в холл и поднялись по витой дубовой лестнице. Наверху она разделялась надвое. Сара и Карен направились в спальню в передней части дома, а мужчины – в заднюю спальню, окна которой выходили на бассейн и теннисный корт.

Пол сразу заметил Черного Дрозда, мускулистого деревенского парня с огромными ручищами. Парень прятался в одной из кабинок для переодевания на дальней стороне бассейна, искоса поглядывая на свинцовое, быстро темнеющее небо и стирая с лица капли начинающегося дождя.

– Погода в Вискитауне им явно не нравится, – не без удовольствия заметил Пол. – Похоже, это один из тех парней, что были в фургоне. Явно смахивает на идиота. Посмотрим теперь, что происходит на северной стороне.

Стоя у окна бывшей своей спальни, откуда было видно озеро, лес и часть теннисного корта, он заметил прятавшегося среди деревьев Чайку. Как раз по этой прямой пролегал путь к дому Бенсонов – к ним собирались идти Роберт и Сара.

Так же, как и Драммонды, семья Бенсонов, постоянно жившая у озера, особенно ценила уединенную жизнь. Бен-соны тоже не вырубали заросли вокруг дома. В темноте, да еще в такой проливной дождь, трудно и даже опасно пробираться сквозь эти заросли, даже если бы там, внизу, и не стоял этот коротышка.

Пол высказал вслух свои опасения:

– Отец, ты уверен, что вы с мамой сможете пробраться этим путем?

– Несомненно. Непроходимые тропы – моя стихия.

Пол усмехнулся.

– Слышу эхо голосов наших предков, леденящий душу боевой клич Драммондов. – Он повернулся к окну и стал наблюдать за Чайкой. – Нам нужно как-то отвлечь их внимание. Необходимо убрать оттуда этого маленького негодяя, пока мы с Карен не доберемся до лодки, а вы с мамой не укроетесь в лесу. Есть какие-нибудь соображения?

Роберт отрицательно покачал головой. Он смотрел на небо, на необъятных размеров черную тучу, превратившую ранние сумерки в глубокую ночь. Хлынул дождь.

– Вот это и отвлечет их внимание, – сказал Роберт. – Через двадцать минут они будут рады полюбоваться нашим домом.

– Ты хочешь сказать, они подойдут ближе, может быть, даже ворвутся сюда? интересно, почему они замолчали насчет пленки, отец?

И словно в ответ на его вопрос, зазвонил параллельный телефон на столике.

Пол двинулся к двери.

– Это могут быть только они. Они контролируют связь. Отец, достань мне из шкафа непромокаемую одежду. – И снял трубку.

– Ну, договорились, доктор, – послышался голос Перегрина, – но сначала я хотел бы прослушать часть пленки по телефону. Я же должен быть уверен, что она у вас.

– А что потом?

– Потом мы отвалим тебе пятьдесят кусков.

– Каким образом? Когда?

– Ну, для этого потребуется некоторое время. Сегодня пятница, а банки закрыты до понедельника.

– Дик, не морочь мне голову. Мы же оба знаем, что эти пятидесятидолларовые бумажки никогда не были и не будут в банке, верно ведь?

– Ладно, доктор. – Перегрин усмехнулся. – Поговорим сначала о пленке, а потом обсудим, как доставить деньги.

Пол наигранно вздохнул.

– Послушай, Дик, здесь явное надувательство. Понимаешь, я склонен думать, что твой бог и повелитель – парень, от которого вы получаете указания, – уже разработал план, как лучше доставить нам деньги. Почему бы тебе не позвонить ему? Получи от него конкретные указания и свяжись со мной снова. Тем более что мне потребуется время, чтобы найти магнитофон и прокрутить пленку. Так что позвони мне минут через двадцать.

– Послушай, док...

Пол сразу же нажал кнопки, услышал гудок и стал быстро набирать номер Майка Фоллона, но после первых трех цифр связь прервалась.

Отец уже стоял рядом, держа в руках непромокаемый плащ.

– Чего они хотят? – спросил он.

– Они хотят и требуют, чтобы я прокрутил им часть пленки по телефону, чтобы убедиться, что кассета у нас.

– Неужели?

– Да. Я выиграл несколько минут. – Пол задумался. – Отец, есть в доме оружие?

Роберт отрицательно покачал головой.

– Оба ружья в "ренджровере". – Внезапно ему в голову пришла мысль: – Есть твой самострел. Правда...

Пол взглянул на отца.

– Ты говоришь, самострел? Он еще здесь?

Когда Полу было шестнадцать, он научился стрелять из лука. Целое лето он стрелял в мишень на лужайке. Потом лук ему надоел, и он стал стрелять из самострела. К концу лета он изрешетил всю мишень, и с тех пор не брал самострел в руки. Это было мощное оружие, и отец запретил ему пользоваться охотничьими стрелами. Но и у стрел для стрельбы по мишени были металлические наконечники, и на близком расстоянии их удар мог быть смертелен.