Она улыбнулась:

– Вы сегодня намерены шутить?

– А почему бы и нет?

– А разве вы, как капеллан, не боитесь, что я на самом деле ведьма?

– В отличие от капеллана, я в этом не сомневаюсь, а знаю наверняка. – Он приблизился к ней. – Я уже очень давно вами околдован.

И она сделала шаг к нему навстречу, вдруг почувствовав необыкновенную смелость, и соблазнительно вздернула подбородок.

– Ваши речи так сладки, мсье, – сказала она. – Ваши губы способны произносить такие чарующие слова, а способны они на что-нибудь иное, кроме как услаждать мой слух?

У него расширились глаза:

– Мадемуазель, я…

– Нет, не нужно лишних слов, мне требуются доказательства.

Он замолчал и внешней стороной ладони провел по ее щеке. Он провел пальцами по ее губам, чуть заметно и торжествующе улыбаясь.

Его губы хранили вкус бренди и дорогого табака и были обжигающе горячими. Она вцепилась пальцами в его шейный платок и притянула к себе, плотно прижалась к его груди, руки его заскользили по впадинкам и ложбинкам ее спины. Его дыхание щекотало ее щеку, опускаясь ниже, к шее. Он замер и выдохнул, обжигая ее, так что у нее перехватило горло, она почувствовала жар в животе, в самой глубине своего лона.

– В твоей палатке… – выдохнула она, – там никого нет?

– Только пустота, миледи.

– Тогда уведи меня туда, – прошептала она.

– Ты хочешь этого?

– Уведи меня.

Лежа на его постели, она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он, такой на вид опытный и искусный, как никто другой из ее любовников, чуть не вывернул себе ногу, в спешке стаскивая с себя кюлоты. Наконец ей стало понятно, отчего приходила в восторг Креси, занимаясь любовью, – упоительно видеть, как сильный мужчина становится слабым в момент любви. С Людовиком Адриане казалось, что она выполняет поденную работу, противную и грязную. С Николасом они соприкоснулись через плоть сердцами и творили любовь. Она не любила Эркюля, но он ей давал то, чего она никогда не знала: истинное телесное наслаждение и удовольствие. Когда любовная игра закончилась, он тут же уснул. Она похлопала его по щеке, оделась и вернулась к прерванному занятию. Глупо улыбаясь, она смотрела на звезды и бродила вокруг лагеря, счастливая и одинокая.

Наконец она утомилась и направилась к своей палатке. У входа, к своему большому удивлению, она обнаружила Николаса, будто он ее ждал.

– Нико, ты сбежал от своей няни? – спросила она, гладя его по головке.

Мальчик засмеялся забавным детским смехом, и ей показалось, что он что-то сказал. Это было обычное детское гугуканье, похожее на перезвон серебристых колокольчиков, но ей все равно чудилось, что в нем есть смысл. Она взяла ребенка на руки, и, словно порыв холодного ветра налетел, в душе зародились смутные подозрения. Застонав, она открыла глаза на всех своих пальцах и всматривалась в эфир, сама не зная, что она хочет там найти. Она вспомнила рассказ Креси о голосах, которые сопровождали ее в детстве и учили своей мудрости, похитив ее земную сущность. Неужели эта случилось и с Нико? Боже правый, неужели он слышит эти голоса? И как долго это будет продолжаться?

Но в эфире все было тихо, как и должно было быть, – все так же пели странные хоры. И все же она позвала одного из джиннов.

– Госпожа? – откликнулся джинн.

– Оберегай его, – сказала она. – Оберегай моего сына, никаким силам не позволяй прикасаться к нему. Ты понял? Немедленно дай мне знать, если между ним и кем-нибудь из вас возникнет некоторая симпатия.

– Да, госпожа, – пропела сущность.

– Ну вот и хорошо, – сказала Адриана, – очень хорошо.

Немного успокоившись, она вновь погладила Нико по голове. Дети и без вмешательства невидимых сил сами по себе весьма странные существа. Она гладила Нико, а он смеялся, а затем показал пальчиком на Луну, которая большим шаром красовалась на ночном небе.

– Да, мой сладкий. Наша подружка не часто появляется в таком великолепном виде, это Луна!

– Лу-у-у-уна, – повторил Нико, растягивая гласный.

– Нико! Мальчик мой, ты заговорил!

– Лу-у-у-уна, – снова повторил Нико.

– Умничка моя! Это твое первое слово!

Неожиданно Адриана исполнилась гордостью и любовью к этому маленькому существу, ее собственному ребенку. Она обняла, прижала его к себе и запела колыбельную песенку о Луне. Она пела, пока малыш не уснул, потом занесла его в палатку, укрыла одеялом, легла рядом и погрузилась в безмятежный сон.

Бен напрягся, услышав звук приближающихся шагов, рука его непроизвольно сжала холодный эфес шпаги. Когда он осознал, что сделала его рука, он вздохнул и убрал ее с эфеса. Даже если это и тот, против кого он должен обнажить шпагу, он все равно не умеет ею как следует пользоваться. Лучше бы ему совсем не брать с собой оружия. Уже сам факт того, что он вооружен, может вызвать агрессию у возможного противника. Но самые хитрые, заметив оружие, несомненно, подкрадутся сзади и выстрелят в спину с безопасного для них расстояния.

Внизу он различил человеческую фигуру – женскую, как он и ожидал, закутанную в плащ, чтобы казаться ночью незаметнее. Он выждал еще минуту, чтобы удостовериться, одна ли она, не следят ли за ней. Не заметив никого подозрительного, он тихо окликнул ее сверху:

– Ленка.

Голова в капюшоне запрокинулась, и он увидел лицо Ленки, как и в прошлый раз – неестественно бледное в лунном свете.

– Бенджамин? – послышался свистящий шепот.

– Да, это я. Спасибо, что пришла.

– Мне не следовало. Если узнают…