— Враждебно настроен и мстителен, — заметил я. — Ваяет и разбивает вдребезги.

— Я беседовал с копами Пасадены, но все они помнят только вызов по поводу того, что он причинял беспокойство соседям. Они направили мне протокол, но в нем нет ничего такого, что проливало бы свет на наше дело. Соседи говорят также, что у Киппера почти никогда не бывает гостей. Но у него довольно часто видели блондинку. Я показал им фотографию Джули, и они сказали, что, возможно, это она.

— Возможно?

— Соседям за восемьдесят, и никто из них не видел ее вблизи. Они запомнили одно: что она блондинка с очень, очень светлыми волосами. Такие и были у Джули. Так что, похоже, Киппер не лгал, утверждая, что они поддерживали отношения.

— Часто ли она там бывала?

— Нерегулярно. Раз или два в месяц. Одна из старушек сообщила мне, что блондинка иногда оставалась на ночь, поскольку она видела, как однажды следующим утром блондинка и Киппер садились в его «феррари».

— Интимные отношения время от времени.

— Возможно, она приходила, чтобы получить алименты, а потом они забывали, из-за чего расстались. Я вспомнил, как ты говорил мне о материальной зависимости Джули. Возможно, она решила, что больше не хочет таких отношений, сказала об этом Кипперу, и дело приняло скверный оборот. Он не стал убивать ее у себя дома, зная, что соседи подглядывают за ним, а полицейский протокол уже подшит в дело. Ты говорил о хитром, расчетливом парне, а он по-настоящему умен. Есть ли у меня какой-нибудь способ доказать это? Увы! Но в моем арсенале вообще больше ничего нет.

— Каково состояние финансов Киппера?

— Я нахожусь в нескольких световых годах от получения ордера на ознакомление с его счетами. Однако то, что бросается в глаза, позволяет заключить: дела у него идут неплохо. Помимо «тестароссы» у него есть большой старомодный «порше», старый «МГ» и вездеход «тойота». Дом у Киппера богатый и красивый, он следит за состоянием сада и дома — все здесь безупречно, начиная от бордюрного камня. Соседи говорят, что одевается он с иголочки даже по обычным дням. Один пожилой тип сказал мне, что Киппер выглядит «по-голливудски». В Пасадене это почти равнозначно слову «преступно». Некая пожилая леди распространялась по поводу приверженности Киппера черным тонам. Она назвала его одежду «униформой гробовщика». Потом в разговор вступил муж и сказал: «Нет, он скорее похож на покойника». Мужу девяносто один год, а он еще шуточки отпускает. Возможно, в них говорил джин с тоником. Они пригласили меня выпить. Похоже, я был для них самым будоражащим сознание существом в «капюшоне со времен покойной Роуз Баул».

— Джин с тоником для стариков. Это изысканно.

— Королева-мать пила джин с тоником и дожила до ста одного года. Но я выпил у них кока-колы. Соблазн был велик, скажу я тебе, они наливали «Бомбей», а я в последнее время веселился не часто. Впрочем, добродетель восторжествовала. Черт бы ее побрал. Во всяком случае, Киппера я пока из поля зрения не выпускаю. Недружелюбный, агрессивный нелюдим. Поинтересовался я высокими бездомными рыжеволосыми девушками. Несколько вероятных лиц обнаружились в районе ответственности Вестсайдского, или Тихоокеанского, управления полиции, но все оказались не теми, кто нужен. В одном голливудском приюте помнят женщину по имени то ли Бернардин, то ли Эрнардин; описание подходит. Высокая, ширококостная, ненормальная, ей около тридцати пяти. Управляющий приютом полагает, что она поддавалась многим соблазнам.

— Почему?

— Когда ее сознание прояснялось, она говорила вполне разумно.

— Фамилия ее неизвестна?

— В отличие от государственных, частные приюты учет ведут не всегда — а это церковное учреждение, «Голубиный дом». Чистая благотворительность и никаких вопросов.

— Когда к Бернардин возвращался разум, о чем она говорила? — спросил я.

— Не знаю.

— А почему?

— Это была пустая трата времени. С делом Киппер я окончательно зашел в тупик.

— Интересно, не была ли она поклонницей искусств?

— Теперь ты вдруг решил, что это стоит расследовать?

— Вообще-то нет.

— Что?

— Забудь, я не хочу, чтобы ты по моей вине попусту тратил свое драгоценное время.

— Сейчас мое время особо драгоценным не назовешь. Сегодня утром звонил дядя Джули Киппер и вежливо спрашивал, уда-лось ли узнать что-нибудь новое по делу. Мне пришлось ответить, что ничего. Что ты задумал, Алекс?

— Я рассказал ему о других убийствах, обнаруженных мною, передал содержание моего разговора с Полом Бранкуси.

— Это Уилфред Риди, я помню, — ответил он. — Еще один любимый джазист Рика. Риди, затаивший злобу на какого-то дилера, или что-то в этом роде.

— Риди был наркоманом?

— Наркоманом был сын Риди. Он принял чрезмерную дозу и умер, а Риди разобиделся на всю систему сделок в районе клубов южной и центральной частей города и поднял шум. Может, я не прав, но это то, что я помню.

— Итак, эта проблема была решена?

— Не знаю, выясню, — ответил Майло. — Таким образом… поводом становится зависть?

— Это одна из реальностей: артистов убивают именно тогда, когда им светит рост популярности. Таких артистов четверо, если к ним прибавить еще Анжелику Бернет. Однако различий больше, чем общих черт. — Уилфред Риди не был на подъеме. Им и так восхищались многие годы.

— Как я и сказал, это трата твоего времени.

— На первый взгляд этого не много, — заметил Майло. — Однако я не шерлокхолмствую в старой манере. Почему я не делаю этого — не звоню по телефону, пытаясь отказаться от той или иной версии? Ведь именно таков научный метод, да? Отбросить все… как они там называются…