Шрифт:
Воздух был наполнен музыкой. Сначала Леоф услышал высокий мелодичный голос, похожий на флажолет, но с непривычным тембром и диковинными переливами глиссандо между некоторыми звуками. Изменчивый ритм тоже его удивил. Его непредсказуемость заставила Леофа улыбнуться.
А также сопровождающее пение кроза и яркие двухтактные вставки. Мелодия казалась легкой и веселой, однако на самом деле создавала меланхолическое настроение, поскольку основой ей служил тягучий, глубокий голос басового витхала, на котором играли смычком.
Он еще никогда не слышал ничего подобного, и это его взволновало и одновременно удивило.
Они приблизились к пристани, и фонарь осветил музыкантов – четверых сефри, те сдвинули на затылки свои широкополые шляпы, когда спустилась ночь, и их лица в лунном свете казались серебряными масками.
Двое слуг подошли к лодке, чтобы привязать ее к кольцу на причале, а Леоф, не обращая внимания на своего спутника, выбрался на сушу и подошел к сефри в надежде поговорить с ними. Он увидел диковинный флажолет: музыкант дул прямо в косой разрез, сделанный в инструменте из кости – может быть, слоновой? Другие же инструменты казались самыми обычными.
– Идемте, идемте, – поторопил его Альврейк. – Поспешите. Вы и так уже опоздали.
Музыканты не обратили на него ни малейшего внимания, а их песня не собиралась заканчиваться.
Фонари освещали низкие холмы, выстроившись вдоль дороги, что вела к маячащей вдали тени поместья. Когда Леоф и Альврейк молча зашагали к дому, к музыке присоединился голос, и все вдруг резко и неожиданно встало на свои места, так что Леоф даже вздохнул от облегчения. Он попытался разобрать слова, но текст был не на королевском языке. Неожиданно перед глазами у него возник яркий образ – маленький домик у моря, где он вырос. Он увидел свою сестренку Глинну, резвящуюся в саду – светлые волосы выпачканы в земле, на лице улыбка, – и отца, сидящего на табуретке и играющего на маленьком крозе.
Его дом превратился в груду камней. А сестра и отец – в призраков.
И вдруг, на одно короткое мгновение, Леофу показалось, что он понимает слова.
А потом шум, доносящийся из дома, заглушил песню сефри. Там тоже играла музыка, знакомый деревенский танец, показавшийся Леофу слишком тяжелым и вульгарным после чудесной мелодии. Но радостные крики и смех указывали на то, что большинству гостей она нравится.
Наконец они добрались до огромной, окованной железом Двойной двери, которая по знаку Альврейка начала медленно, со скрипом открываться. Их приветствовал лакей в ярко-зеленых рейтузах и коричневой куртке.
– Объяви, что прибыл Леовигилд Акензал, – приказал ему Альврейк.
Леоф с трудом сдержал тяжелый вздох. Его мечты о том, чтобы остаться незамеченным, рассыпались прахом.
Они последовали за лакеем по длинному, освещенному свечами коридору, прошли в другую дверь, которая так же распахнулась перед ними, и оказались в большом зале, где ярко горело множество ламп. Переполняя зал, наружу выплескивались звуки – музыка вперемешку с громкими голосами. Квартет музыкантов устроился в дальнем конце зала, сейчас они играли павану. Около двадцати пар танцевали под музыку, и еще примерно вдвое больше людей стояли у стен, занятые беседой.
Однако едва вошел Леоф, все стихло и около сотни человек повернулись к двери. Музыка смолкла.
– Я представляю вам Леовигилда Акензала, – зычным голосом объявил лакей. – Придворного композитора и героя Бруга.
Леоф и сам не смог бы сказать, чего он ожидал, но шквал аплодисментов застал его врасплох. Он, конечно, и раньше выступал при большом стечении народа, и его не раз приветствовали громкими овациями. Но сейчас – сейчас все было совсем иначе. Его лицо залила краска смущения.
Неожиданно рядом оказалась леди Грэмми и взяла его под руку. Она быстро поцеловала его в щеку и повернулась к гостям. В следующее мгновение какой-то молодой человек появился с другой стороны от Леофа, положив руку ему на плечо. Композитор мог лишь стоять на месте, чувствуя себя все более и более неуютно.
Когда толпа наконец успокоилась, леди Грэмми присела в реверансе и улыбнулась Леофу.
– Думаю, мне следовало вам сказать, что вы будете почетным гостем на моем празднике, – проговорила она.
– Прошу прощения? – выпалил Леоф.
Но Грэмми уже снова повернулась к своим гостям.
– Фралет Акензал отличается невероятной скромностью, друзья мои, и нам не стоит его смущать, да и с моей стороны не слишком красиво отвлекать его внимание только на себя, когда многие из вас хотели бы с ним поговорить. Но это мой дом, и, полагаю, мне дозволены кое-какие вольности.
Она улыбнулась взрыву смеха, последовавшему за ее словами. Однако затем, когда она снова заговорила, ее голос прозвучал очень серьезно.
– В этом зале сияет свет, – сказала она. – Но не позволяйте ему вас ослепить. Снаружи притаился мрак – и не важно, светит ли в данный момент солнце. Наступили тяжелые времена и самое ужасное заключается в том, что нас покидает отвага. Бедствия коронуют героев, как гласит старая поговорка. Однако кто коронован здесь? Кто выступил из мрака, чтобы помочь нам в трудную минуту, чья сильная рука готова сразиться с поднимающим голову злом? Я, как и все вы, скорблю о том, что такие люди больше не рождаются на свет. И лишь этот человек, чужестранец, даже не воин, стал нашим спасителем, и я короную его как героя. И пусть отныне он носит титул каваора!