Шрифт:
– Мисс Боленд, - обратился к ней Гоппер, - прошу вас сказать нам откровенно, были ли вы чем-нибудь недовольны во время своего лечения в "Бельвыо"?
– Нет, напротив, очень была довольна.
Эндрью сразу понял, что Мэри предварительно научили, как надо отвечать. Она говорила с настороженной сдержанностью.
– Вам не стало хуже?
– Наоборот. Мне лучше.
– Что же, вас там лечили именно так, как обещал вам доктор Мэнсон во время первого разговора между вами, происходившего... постойте... да, одиннадцатого июля?
– Да.
– Разве это существенно?
– спросил председатель.
– Я больше не имею вопросов к свидетельнице, сэр,- быстро сказал Гоппер. И, когда Мэри села на место, он умилостивляющим жестом протянул обе руки к судьям за столом.
– Джентльмены, я беру на себя смелость утверждать, что лечение, проведенное в "Бельвью", являлось, собственно, идеей доктора Мэнсона, осуществленной другими лицами.
Я считаю, что профессионального сотрудничества в том смысле, в каком предусматривает его закон, между Стилменом и доктором Мэнсоном не было. Я прошу, чтобы вы выслушали показания доктора Мэнсона.
Эндрью встал, остро сознавая, что все глаза устремлены на него. Он был бледен, лицо у него вытянулось. Он ощущал внутри холод и пустоту.
Гоппер обратился к нему.
– Доктор Мэнсон, вы не извлекли никакой материальной выгоды из сотрудничества с мистером Стилменом?
– Ни пенни.
– У вас не было при этом никаких тайных мотивов, никакой корыстной цели?
– Нет.
– Вы не имели намерения подорвать авторитет вашего старшего товарища, доктора Сороугуда?
– Нет. Мы с ним были в хороших отношениях. Просто...
в этом случае наши мнения не совпали...
– Понятно,- перебил его Гоппер с несколько излишней поспешностью. Итак, вы можете заверить совет честно и искренно, что у вас не было намерения нарушить закон и вы не имели Н;Е малейшего представления, что поступок ваш сколько-нибудь позорит вас как врача?
– Совершенная правда.
Гоппер подавил вздох облегчения и кивком головы отпустил Эндрью. Считая себя обязанным вызвать его для показаний, он все время боялся необузданности своего подзащитного. Но все прошло благополучно, и Гоппер решил, что если теперь в краткой речи суммировать факты, то есть еще слабая надежда на успех. Он заговорил с покаянным видом:
– Не хочу больше отнимать у совета время. Я старался доказать, что со стороны доктора Мэнсона здесь была просто несчастная ошибка. Я взываю не только к справедливости, но и милосердию совета. И в заключение хотел бы обратить внимание совета на заслуги моего клиента. Такой биографией всякий мог бы гордиться. Всем нам известны случаи, когда люди знаменитые совершали одну единственную ошибку,-и так как не встретили к себе милосердия, слава их навсегда затмилась. Я молю бога, чтобы с этим человеком, которого вам предстоит судить, не произошло то же самое.
Смирение и сокрушенный тон Гоппера произвели прекрасное впечатление на совет. Но сразу же опять встал Бун и обратился к председателю:
– Разрешите, сэр, задать два-три вопроса доктору Мэнсону.
– Он повернулся и, взмахнув очками, подозвал Эндрью к эстраде.
– Доктор Мэпсон, ваш последний ответ мне не совсем ясен. Вы сказали, будто не имели понятия о том, что поведение ваше сколько-нибудь бесчестно. А между тем вы знали, что мистер Стилмен - не профессионал.
Эндрью исподлобья смотрел на Буна. Тоном своим этот чопорный адвокат как бы давал ему понять, что он виновен в чем-то позорном. И в холодной пустоте его души медленно начало разгораться пламя. Он сказал отчетливо:
– Да, я знал, что он не врач.
Неприязненная усмешка скользнула по лицу Буна.
Он язвительно произнес:
– Так, так. Но даже это вас не остановило.
– Даже это, - повторил Эндрью с внезапной злобой.
Он чувствовал, что его покидает самообладание. Глубоко перевел дух. Мистер Бун, вы тут задавали множество вопросов. Но позволите ли мне задать вам один? Слыхали вы когда-нибудь о Луи Пастере?
– Да, - ответил Бун с удивлением, - кто же о нем не слыхал?
– Вот, вот, совершенно верно. Кто же о нем lie слыхал! Но вам, вероятно, неизвестно, мистер Бун, так разрешите вам сказать, что Луи Пастер, величайшая фигура в научной медицине, не был врачом. Не был им и Эрлих, человек, подаривший нам лучшее и наиболее специфическое средство лечения, какое знает история медицины.
Не был им и Хавкин, который боролся с чумой в Индии успешнее, чем все врачи-профессионалы. Не был врачом и Мечников, слава которого уступает только славе Пастера. Простите, что я напоминаю вам такие элементарные факты, мистер Бун. Да убедят они вас, что далеко не всякий, кто борется с болезнями человеческими, не имея на то диплома, непременно мошенник или невежда!
Молчание, словно насыщенное электричеством, До этого момента заседание происходило в атмосфере мрачно-торжественной, избитой рутины уголовного суда.