–  Ты не думай, что это я по пьяни разоткровенничался, - повторил он раз семь.
– Нас в гэбэ учат пить так, чтобы не пьянеть. Специальная наука есть, грапулогия называется, не слышал? Ну, вот знай теперь… Я ив первый твой приезд за тобой приглядывал… Ага, а что ж ты думал? Но ты же нормальный мужик, наш, русский!… Ну и что, что живешь в этой заднице. Ну, в смысле, за кордоном… Какому коренному буржую водка в себя прийти поможет? А? Скажи мне?… Вот то-то и оно! Ты - наш! Поэтому я и решил: с тобой по-нормальному можно… Ну, в смысле просто поговорить, выпить…

Не был майор Ворный похож на наивного мальчика и, надо полагать, не надеялся на то, что я поверю его объяснениям. Он четко отрабатывал обязательную программу. В конце концов, для того чтобы следить за мной, совсем не обязательно было посылать майора Госбезопасности. Майору требовался личный контакт. Что ж, меня это устраивало. Грехов за мной никаких не водилось, я выполнял свою работу в строгом соответствии с договоренностью между правительством России и МЭФом. Поэтому мне было куда как спокойнее общаться с майором Ворным, человеком образованным и в общении приятным, нежели ловить каждый косой взгляд и в каждом встречном подозревать агента. Если общение со мной может принести Владимиру Леонидовичу какую-то пользу, что ж, я не против.

Чего я поначалу никак не мог взять в толк, так это какой интерес представляет моя скромная персона для российской Госбезопасности. В первые приезды я вообще только с лекциями выступал, о новых программах МЭФа рассказывал. Я так напрямую и спросил у Владимира Леонидовича: ну какой из меня шпион?

Ворный объяснил, что дело тут вовсе не в шпионаже: «Ты что, думаешь, я бы вот так водку пил со шпионом?» Госбезопасность наблюдает за всеми, кто прибывает в Россию из-за кордона. Даже за своими, кто туда по работе или отдыхать ездил. Все дело в том, что Россия, как известно, упорно не желает допускать на свою территорию информационные нанотехнологии, изменившие жизнь всего остального мира, в котором нет больше ни границ, ни закрытых территорий. А в последнее время, если верить майору Ворному, в России то здесь, то там, чаще всего в отдаленных, малообжитых районах, вроде как сами собой стали прорастать информационные башни.

Собственно, и у нас все так же начиналось: сначала - информационные башни, следом за ними - универсальные информационные носители, ну а уж потом - единое информационное пространство. Русские сразу же выставили санитарный кордон, распахали километровую полосу вдоль всей границы и, как только на ней информационная башня расти начинает, тут же ее выкорчевывают - заливают жидким азотом.

–  Мы знаем, как происходит естественное перемещение спор информационных башен, - говорил мне майор Ворный.
– Если бы даже им каким-то чудом удалось проникнуть за наш санитарный кордон, то башни начали бы расти вдоль границ. Так нет же!
– в сердцах хлопал ладонью по столу Владимир Леонидович так, что рюмашки подскакивали.
– Ростки башен появляются в глубине нашей территории! Как правило, в местах с невысокой плотностью населения. Чтобы, выходит, не сразу их обнаружили. И что это значит?

–  Что это значит?
– тупо повторял я вопрос майора.

–  А то и значит, что кто-то, вернее, сволочь какая-то, завозит споры контрабандой. И рассеивает их тут, у нас!

Бац!

Кулак Владимира Леонидовича впечатывается в столешницу.

–  А при чем тут я?

–  При том, дружище, - Ворный наклонялся поближе и шептал в самое ухо.
– Что обычные туристы в крупных городах толпятся. Москвы, Питера, Вологды и Новосибирска им более чем достаточно. В глухие углы лезут только любители экстрима и вы!
– он больно тыкал меня пальцем в грудь.
– Юные натуралисты. Вот и получается, что экстремалы и экологи - две основные группы риска. Поэтому мы и присматриваем за вами особо.

–  Чушь!
– возмущенно тряс головой я.

Ворный таинственно улыбался и укоризненно грозил мне пальцем. После чего брал бутылку и наполнял рюмашки.

–  Ну, давай накатим…

–  Вот видишь, - сказал я, продолжая начатый разговор.
– А между тем Диккенсленд создан с помощью все тех же информационных нанотехнологий.

–  Ну и что?
– безразлично дернул плечом Ворный.
– У нас под Архангельском церковь стоит, без единого гвоздя построенная.

–  А при чем тут это?
– не понял я.

–  При том, что церковь одним топором срубить труднее, чем парк развлечений с помощью информационных башен склепать.

–  По-твоему выходит, смысл жизни заключается в преодолении трудностей?

–  Смысл жизни заключается в том, чтобы быть уверенным в себе и завтрашнем дне!
– пафосно изрек Ворный.

Не новость - это я от него уже слышал.

–  Люди, живущие в едином информационном пространстве, имеют все необходимое…

–  Не имеют, а получают, - уточнил Владимир Леонидович.

–  Пусть так, - не стал спорить я.
– Какая разница?

–  Вы разучились делать что-либо своими руками.

–  Для того чтобы чем-то себя занять, не обязательно топором махать. Существуют наука, искусство, творчество… Тот же Диккенсленд создан с помощью информационных нанотехнологий, но придумали и спроектировали его люди.

–  Ну-ну, - ехидно усмехнулся Ворный.
– Ты лучше подумай о том, что, когда в один прекрасный день исчезнут информационные башни, вы останетесь с голыми задницами и без куска хлеба.