Метек выпустил клуб дыма и, глядя мне в глаза, произнес всего лишь один слог:

– Лиз.

Я, должно быть, просто подпрыгнул на стуле, потому что Метек засмеялся.

– Всё-таки! – вырвалось у меня.

– Ой! – Метек потянулся к своему стакану и отхлебнул «перье».

Мол, что уж делать такой удивленный вид!

– У меня в какой-то момент промелькнула мысль, что она с вами как-то связана, но я отмел ее, как бредовую.

– Я тоже когда-то доверял только разуму, – заметил Метек мне в оправдание.

Лиз! Лиз! Лучистые глаза, беспечный смех, легкие пальцы, смахивающие с моих губ крошку, этот Ритин жест, когда она отбрасывала за плечо волосы, и какая-то обреченность, с которой она пыталась вдавить меня в себя!

– Я понимал, что она появилась рядом неслучайно, – сказал я.

Метек снова провожал взглядом облачко дыма.

– Надеюсь! Но кто же устоит?

И молниеносно посмотрел мне в глаза. Я был в слишком большом замешательстве, чтобы ответить ему твердым взглядом. И Метек разом как-то погас.

– Собственно, только это я и хотел знать, – подытожил он.

Но радости от этого он не испытал.

– Неужели вы ревнуете? – спросил я.

Раз уж он и так всё понял!

– Да нет, это вряд ли правильное слово, – глаза у Метека опять стали блуждать по своим мирам. – Но тут не поспоришь, в любом случае, вам повезло больше, чем мне. Хотя… Хотя вы, конечно, правы: тут другого слова не подберешь. Черт бы вас побрал! – от души сказал он. – Взялся на мою голову!

Я подождал, пока волна схлынет.

– Минуточку, я опять перестал понимать. Что, Лиз работает не на вас?

– Лиз не работает ни на кого! Она вообще не работает – в том смысле, как мы это понимаем! Просто, когда клубок стал затягиваться, а предупредить вас всё никак не решались, я попросил ее приехать в Париж. И, насколько это у нее получится, держать вас как можно дальше от района Триумфальной арки.

– Из-за ливийцев, которые меня там стерегли? – уточнил я.

– Из-за ливийцев и из-за себя тоже, – поправил Метек.

– Но она знает, кто я такой и чем занимаюсь?

– Разумеется, нет. Она даже не знает, кто я такой и чем занимаюсь. Просто у нее есть друг, то есть я, который опасался, что его друг, то есть вы, влипнет в неприятную историю, и попросил ее как-нибудь этого друга отвлечь, – Метек почесал бороду. – Лиз любит путешествовать.

– Подождите-подождите! Она что, действительно преподает скандинавскую литературу?

Метек поднял на меня удивленный взгляд.

– Разумеется! В очень престижном колледже. Не скажу в каком! Я бы и сам предпочел этого не знать, чтобы ненужные мысли не лезли в голову.

Я не стал уточнять, что Лиз дала мне свою визитку. Метек и так был расстроен.

– А вы что, – с подозрением спросил он, – не сумели в этом убедиться?

– Да нет, я, конечно, не литературовед, но и невеждой себя не считаю. Но, согласитесь, женщина с ученой степенью, преподающая в престижном колледже, которую можно попросить приехать в другой город, чтобы соблазнить там нужного человека…

– Это отдельная история! Но заметьте, слово «соблазнить» никто не произносил и даже не подразумевал. Я, по крайней мере. Мне нужно было всего лишь, чтобы вы переключились с меня на нее, и ливийцы бы вас потеряли.

– И всё же Лиз произвела на меня впечатление человека самостоятельного, – не сдавался я. – Почему она согласилась?

Метек замолчал, явно раздумывая, посвящать ли меня дальше в подробности их отношений. Потом пожал плечами на очередное свое же мысленное возражение и продолжил:

– Случилось так, что однажды я мог спасти либо свою жизнь, либо жизнь ее сестры. Я рискнул, и в живых остались мы оба. Лиз – существо очень благодарное.

«Не настолько, чтобы отблагодарить тебя, как бы тебе хотелось!» – подумал я, и Метек как будто прочитал мою мысль.

– Но и, как вы правильно заметили, очень, очень самостоятельное.

Мы замолчали. Мне было жаль, что я его огорчил.

Метек посмотрел на часы.

– Мне пора возвращаться в Париж. Вас подбросить в аэропорт?

– Если не трудно.

В те десять-пятнадцать минут, пока мы добирались до Руасси, мы почти не разговаривали. Метек вел машину, не прекращая внутренний диалог с кем-то, кто заставлял его усмехаться, вздыхать, поднимать в недоумении брови, качать головой, пожимать плечами. Потом его «остин» остановился у одной из дверей круглого терминала-1, и впервые после того разговора о Лиз он повернулся ко мне. Он снова был в нормальном состоянии.