Чтобы выбить шарик, мне пришлось несколько раз ударить им по рычагу лебедки. Шарик оказался неестественно для своего размера тяжелым, чуть деформированным от удара. Дырка, которую он проделал в металле, была идеально круглой, словно след от сверла, с острыми, рваными заусенцами на внутренней стороне.

Капитан, отхлебывая из бутылки, обводил яхту мутным взглядом. Он хоть и продолжал проявлять недовольство нашим самоуправством, но все-таки не пытался снова завладеть штурвалом. Не без труда приблизившись к рваным вантам, он принялся выпутывать из них покореженный кусок самолетной обшивки.

– Что вы тут без меня делали? – бормотал он. – Всего на каких-то полчаса доверил вам яхту! А в результате…

Он сунул бутылку в карман и ухватился за обломок обеими руками. Тот вырвался из путаницы веревок, и капитан вместе с ним грохнулся на палубу.

Яхта медленно скользила по маслянистому пятну среди плавающих чемоданов, коробок, растерзанных кусков поролона, пластика и других деталей самолета, и надежда найти уцелевшего пассажира угасала с каждым мгновением. Вдруг я заметил появившуюся из-за черного чемодана желтую детскую ручку. Сердце мое похолодело. Ребенок! Неужели живой?.. Мне показалось, что ручка плавными движениями махала мне.

– Стоп! – крикнул я Ирэн. – Лево руля!

Ирэн убрала газ и стала крутить штурвал влево. Яхта, двигаясь по инерции, медленно приблизилась к чемодану. Я склонился над водой. Ужас и надежда кричали в моей душе. Преодолевая брезгливость, я крепко ухватился за ручку и потянул вверх.

Это была кукла в розовом платье и такой же шапочке, которая намокла и намоталась вокруг шеи словно шарфик.

– Кошмар, – пробормотал капитан. – Не приведи господь…

И размашисто, троекратно перекрестился.

Ирэн бросила штурвал и прижала ладони к лицу.

– Я не могу больше, Кирилл! – произнесла она, и плечи ее вздрогнули. – Поплыли отсюда! Пожалуйста! Меня уже тошнит…

– Она правильно говорит! – вмешался капитан, который сидел на палубе и громко икал. – Пора сматывать, пока нас погранцы не схватили!

– Еще один круг! – ответил я. – Добавь газу и крути штурвал влево!

Ирэн охотно подчинилась. Когда женщина мечется, когда чувства ей говорят одно, совесть другое, а голова третье и она не знает, как поступить, мужчина должен ей в жесткой форме приказать. За это она будет очень ему благодарна, потому как, во-первых, она подчиняется, не умаляя своего достоинства, а во-вторых, снимает с себя ответственность за всевозможные последствия; если же позже выяснится, что мужчина был не прав, то женщина получит огромное удовольствие напомнить мужчине, что она предлагала более умное решение проблемы. Ирэн взялась за рычаг газа и чуть добавила оборотов. Нос яхты опять начал вспенивать воду. По большой дуге мы поплыли к оранжевому бочонку, похожему на буек. К нашему борту, словно прося о помощи, потянулась вереница всевозможных бутылочек и баночек из-под косметики, пляжные шлепанцы, соломенные шляпы, пластиковые детские игрушки и прочие предметы, которые явно принадлежали пассажирам. Я отгребал воду, отгоняя их подальше от борта, чтобы они не угодили под лопасть винта. Этими предметами, отмеченными несчастьем, будут заниматься эксперты, и я должен был сохранить их до прибытия спасательной бригады.

Я уже вытянул руку, чтобы отвести оранжевый бочонок в сторону и посмотреть, нет ли человека за ним, как Ирэн меня окликнула:

– Кирилл! Кажется, пограничники!

Я поднял голову и посмотрел за корму. Со стороны берега к нам мчался скоростной катер. Его узкий передок, напоминающий наконечник копья, рассекал воздух подобно ракете. Плоское днище с острым килем едва касалось волн. Белый пенный след, который оставлял за собой катер, напоминал снежные заносы. Увеличиваясь прямо на глазах, катер на полной скорости пролетел рядом с нами, пропустив под собой весь тот трагический мусор, который я бережно отгребал руками. Волны, поднятые катером, раскачали яхту; палуба накренилась, и капитан едва не свалился в воду.

Описав большой круг, катер сбросил скорость, но к нам приближаться не стал. Он медленно двигался вокруг нас, словно хищник, который, прежде чем кинуться на жертву, хочет определить, не опасна ли она для него.

– Прошу приготовить паспорта, сейчас начнется разбор полетов, – пробормотал капитан, выбрасывая пустую бутылку за борт. – Если они попросят лечь на палубу, прошу прощения, мордой вниз, то советую не сопротивляться. Я этих ребят знаю. Как-то я по ошибке пришвартовался к яхте английского миллионера… До сих пор переносица болит…

Ирэн убрала обороты, закрепила штурвал, подошла ко мне и села рядом.

– Скажем, что увидели падающий самолет, поплыли на помощь и не заметили, как пересекли границу, – произнесла она, не сводя глаз с катера. – А твой паспорт нечаянно выпал из джинсов и утонул, когда ты искал уцелевших пассажиров. Форсмажор. Нас должны понять и простить.

Катер покачивался на волнах метрах в пятидесяти от нас. На его борту не было заметно никаких признаков жизни. Тонированные стекла отражали солнце, ослепляя нас.

– Что-то они не слишком торопятся, – сказал я.

– Согласовывают свои действия с начальством, – предположила Ирэн.

Я встал, чтобы лучше рассмотреть катер, а заодно продемонстрировать властям, что не собираюсь предпринимать каких-либо противозаконных действий. И как раз в этот момент заметил над пластиковым скошенным бортом голову человека в узких черных очках, напоминающих женский ободок для волос, и повязанную черным платком-банданой. Голова появилась всего на мгновение, а вслед за этим прогремела длинная автоматная очередь. Если бы в этот миг яхта не скатилась с волны и я вместе с ней не ухнул вниз, то стала бы моя башка похожа на головку дырчатого голландского сыра. Пули просвистели надо мной и, словно злые псы, вмиг искусали и измочалили остаток мачты.