Или не видел?

— Оставь, — сказал я устало. — Ладно, я сам…

Танталь не ответила. Оттащила сонного Черно подальше от костра, постояла над ним — я видел только чёрный силуэт. Потом вернулась к огню, и некоторое время мы жевали хлеб с разогретым на костре мясом.

— Ретано, расскажи историю, — попросила Алана.

Я растерялся:

— Какую?

— Да любую… Как ты рассказывал. Про разбойников, например.

— Про разбойников не надо, — проронила Танталь сквозь зубы.

— Тогда про призраков, — согласилась покладистая Алана.

Молчали обломки перил, окутанные огнём. Когда-то, наверное, их касались тысячи разных рук, а теперь касалось пламя. И если человеческие прикосновения только чуть стёрли терпеливое дерево — огонь поедал его, неспешно, но неотвратимо. Ради того, чтобы дать нам возможность согреться…

«Он мёрзнет».

Кто это сказал? Где я, пёс подери, это слышал?

Я обернулся в темноту. Как будто боялся, что связанный Черно Да Скоро встанет и убежит.

— Про призраков… Значит, так. Стоял на земле старый замок, а в подвале его ютился призрак… Он был тоже немолодой, щуплый такой, близорукий…

— Призрак?! — Алана фыркнула.

— Но глаза у него горели, как плошки, — добавил я примирительно. — Больше всего на свете старый призрак хотел уберечь своего молодого потомка от ошибок, но куда там… Вероятно, только в подвалах замка молодой потомок поумнеет. Станет скитаться призраком, глаза его будут гореть, как плошки, а вздохи — распугивать филинов… Только представьте себе — целая армия призраков, наполняющих подвалы, протягивающих руки… призывающих опомниться нас, живущих, до поры, пока не пробил час, когда будет поздно оглядываться…

— Нет, — сказала Алана, и от звука её голоса Танталь резко обернулась:

— Что — нет?

— Ретано… — В голосе Аланы теперь явно слышались слезы. — Ретано, пожалуйста… Сделай что-нибудь, я ведь не смогу… без тебя…

Танталь перевела взгляд на меня. Глаза её в свете костра были чёрные, с двумя горящими золотыми точками.

Алана всхлипнула.

— Что за тайны? — спросила Танталь небрежно. — Ретано, можешь мне объяснить?

Я подбросил в костёр остатки перил. Пожал плечами:

— Никаких тайн… В жизни каждого человека есть последний предел, и иногда бывает полезно о нём задуматься… Доедайте хлеб. Я сейчас приду.

Черно Да Скоро лежал там, где оставила его Танталь, — на прошлогодней мокрой траве, в коконе из собственной шубы, причём некогда роскошный мех свалялся, как шерсть больной собаки. Далёкие отблески костра достигали блестящего черепа, мне показалось, что Чонотакс морщится во сне, будто от зубной боли.

Я вытащил из-за пояса кинжал и приставил к горлу господина мага. В таких делах лучше не раздумывать. Не колебаться.

— Черно, давай так… Сними с меня приговор Судьи — немедленно, — и тогда я оставлю тебя в живых. Идёт?

Не я ли сегодня утром влил в этот рот убойную порцию снульника? Ради лёгкой и безопасной дороги?

Вот она, безопасная дорога. Свернулась петлёй, обросла ветхими мостами, языком слизала обещанный хутор, обернулась сырой ночью под открытым небом…

— Черно… Я знаю, что ты притворяешься. Зато я не притворяюсь, Черно. У меня к тебе такой счёт, тебе за всю жизнь не оплатить… Ну?

Он спал.

Я видел белки глаз, проглядывающие в щель между неплотно сомкнутыми ресницами. Господин маг спал, одурманенный, а может быть, всё ещё обессиленный своим последним магическим мероприятием; возможно, дорога, захлестнувшаяся петлёй, была одним из его сновидений. А я, как дурак, стоял над ним с кинжалом.

Кто знает, как обернулись бы события, решись я на последний шаг. Шаг отчаяния; кто знает, как обернулись бы события, полосни я по беззащитному горлу. Магия магией, но последнее слово нередко остаётся за разящей сталью…

Никто не знает, потому что я не решился резать спящего. Потому что это было выше моих сил. Потому что я поскрипел зубами, как припадочный, спрятал кинжал и вернулся к костру.

Названые сёстры разговаривали без слов, и Танталь глядела на Алану тяжело и требовательно. Вероятно, она задала вопрос, вероятно, она желала вытрясти из моей жены хотя бы подобие ответа; Алана смотрела в огонь, и я с уважением подумал, что никто не умеет так хранить тайны, как хранит их моя маленькая жена.