— Здравствуйте. С наступающим. Я здесь на службе, — кивнул на ларёк Максим Максимович, — в смысле, продавец. Гаврика одного прихватил, обворовать хотел. Держу вот. Милицию вызовите.

— Чего, правда? — Хозяин собаки-убийцы прижал лицо к решётке, пытаясь разглядеть находящегося внутри вора.

— Правда, правда… Нас второй раз грабят. Вот повезло, поймал гада. Позвоните по «ноль-два».

— Лады. Меня месяц назад тоже обнесли. Дверь ломиком сковырнули. Даже бельё постельное упёрли. Может, этот же козёл… Роки! Ко мне, — толстяк окликнул коротконогого друга, — ко мне, сказано!

Роки, игнорируя приказ, продолжал резвиться на площадке, гоняясь за голубями.

— У вас же такой боец, — кивнул на бультерьра Максим Максимович, — как он допустил? Или его дома не было?

— Боец — съел огурец, — кисло усмехнулся мужчина. — Был. Для того и купили, чтоб квартиру охранял. Штуку баксов отдали за дурня. Родословная. Челюсти будь здоров, руку перекусит, а мозгов… Бандита увидал, прыгнул и повис у него на куртке. Тот куртку спокойно снял и на вешалку. Пока вещи выносили, этот охранничек так и висел на куртке. Я пришёл вечером, еле отцепил. Короче, одна куртка в квартире и осталась. Самое обидное, мы ведь дрессировщика специально нанимали. Тот гарантировал… Роки! Иди сюда, скотина бестолковая! Только и умеешь за голубями гоняться!

Хозяин побежал на площадку ловить своего дрессированного охранника с гордой боксёрской кличкой Роки.

— Позвонить не забудьте, — напомнил Максим Максимович.

— Да, позвоню…

Когда мужчина скрылся в подъезде, пойманный вновь подал голос.

— Вы правда тут работаете?

— Правда, — нехотя отозвался Максим Максимович, — по двенадцать часов стою, чтоб семью прокормить. Ноги к вечеру как свинцовые. Между прочим, из-за первой кражи с нас премиальные сняли.

— Вчера тоже работали?

— Да, работал. Тебе не все ли равно?

— Я вас видел, когда заходил. Может, помните? Я про фейерверк спрашивал. Который в чёрной коробке. «Звёздные войны», кажется.

Максим Максимович напряг память. Да, точно, крутился тут вчера один тип. Тощий и сухой, как старый веник. С трехнедельной бородой. Лет тридцать. С гнилыми зубами и неистребимым «окающим» акцентом. В драной матерчатой куртке и старых кроссовках. Насквозь провонявший подвальной сыростью так, что после него пришлось проветривать ларёк. Странный субъект, подумал тогда подполковник, расспрашивает про хлопушку за десять тысяч, а зимние ботинки купить не может.

— Не помню, — соврал он, — много вас таких. Где деньги лежат, небось высматривал?

— Мне не нужны ваши деньги.

— Да уж конечно. На экскурсию заглянул. Стенку тоже не ты сломал?

— Я, — выдержав небольшую паузу, признался парень, — простите… Пожалуйста, выпустите меня. Я все починю.

— Сейчас, помечтай. Сами теперь починим.

— Меня арестуют, — продолжал канючить парень.

— А ты медаль «За отвагу» хотел? Арестуют и правильно сделают. Воздух чище будет.

Напротив, на стекле гастронома красовался рекламный плакат, как нельзя лучше подходивший к ситуации. Краснощёкий толстяк держал пивную кружку на фоне красного флага. «Свободу настоящему мужику!»

— Я отработаю. Хотите, грузчиком. Или ещё кем. Обещаю. Сколько скажите, столько и буду работать. Мне нельзя сейчас в тюрьму.

— Воровать не надо! А попался — будь любезен!

— Понимаете… Я только откинулся, в смысле — освободился. Месяца не прошло.

— Молодец, — усмехнулся Максим Максимович, — стало быть, рецидивист. Видимо, мало сидел, раз ничему не научился.

— Много… Восемь лет.

— Ого! За что ж столько?

— Подрался. На танцах в общаге. Ткнул одного жердяя пьяного. Стамеской.

— Насмерть, что ли?

— Нет, рана не глубокая была. Но проникающая… Дали по верхнему пределу. Восьмилетку. Я ж не шишка, блата нет. В Форносово сидел, знаете, зона такая здесь, под Питером?

— Мне это ни к чему знать, — Максим Максимович зевнул и бросил взгляд на угол гастронома, за которым послышалось тарахтенье двигателя. Неужели, милиция так быстро отреагировала. Нет, «хлебовоз». В окнах магазина зажёгся свет. Может, попросить их продублировать хозяина бестолкового Роки?

— Я вообще-то не питерский, — продолжал парень, — из Зайцево. Село такое. В Псковской области. Было. Сейчас там не живёт никто. Брошено.

Максим Максимович достал сигареты. Ладно, пусть болтает. Главное, чтоб дверь не пытался сломать.

— После школы сюда приехал, в путягу поступил. На краснодеревщика учился. Закончил и на фабрику мебельную. В общаге жил. Потом эта драка дурацкая…

— То есть ты у нас жертва обстоятельств? Невинная?

— Да нет. Сразу признался, что стамеской саданул. Хотя там и не видел никто, в суматохе. Но я и не отпирался. За дело ведь бил. Не я, так он бы меня… Вы закурить не дадите?

— А сто граммов не налить?.. Ты меня на жалость не бери. Все вы так. Сначала натворите, потом в ногах валяетесь — простите, пожалуйста, детство трудное, игрушки чугунные, люди злые… Знаем эту песню. Никто тебя в ларёк лезть не заставлял. — Последние слова Максим Максимович произнёс с нескрываемым раздражением. Действительно, пока не попадутся, все в ажуре, как влипнут, заводят жалостливую серенаду. «Не приди я сегодня, стоял бы этот певец на рынке и продавал бы пиротехнику с новогодней улыбкой на довольной роже. А тебе опять зарплату урежут».