Пронзительно зазвучал свисток, и, решительно раздвинув уплотнившуюся толпу, прямо на нищего вышел городовой:

— Что здесь происходит?

— Ваше благородие, — подобострастно заговорил бродяга. — Я мухи никогда не обидел, все на заработок свой жил, что с базаров собирал. Немощный я, инвалид с детства, на труд не способен, — жалился он усердно. — Кто же смилостивится над сиротинушкой? Ваше благородие, вы бы у него мои копеечки забрали.

— Ишь ты! А чем докажешь, что денежки-то тебе принадлежат?

— У меня ведь и кошелек был, красной ленточкой повязан.

— А ну-ка, милейший, — обратился городовой к растерянному дядьке. — Документы прошу.

— Чего вы, любезнейший, себе позволяете? Да знаете ли вы, кто перед вами?!

— А мне и знать не надобно. Вы мошенник, вот мой ответ! — веско отвечал городовой, посмотрев через плечо в надежде на поддержку собравшихся.

— Ты бы его, ваше высокоблагородие, кулачищем по мордасам, — бесхитростно подсказал нищий, — тогда он враз поумнеет.

— Бумагу покажи! — пронзительно крикнул городовой, побагровев. — Карманы выворачивай!

Дядька сунул руку в карман и неожиданно вместе с собственным бумажником вытащил кошелек, перевязанный красной лентой.

— Господа! Да это же мой кошелек! — с чувством проорал хитрованец, как будто ему теперь предстояло ночевать не в богадельне, а в «Метрополе». — Уф, негодный!

— Даку-ументики пра-а-шу! — вытянул вперед руку городовой.

— Извольте, — положил на ладонь городового удостоверение расстроенный дядька.

Суровость стража спадала по мере того, как он вчитывался в документ. Потом он вдруг смущенно побагровел, беспомощно захлопал ресницами и, давясь словами, вымолвил:

— Вы бы уж на меня не серчали шибко, господин товарищ министра, недоразуменьице случилось. На службе-с я, за порядком поставлен следить. Ох, незадача вышла, — вытер он рукавом проступивший пот.

— Ладно, — хмуро буркнул товарищ министра, видно, явно удовлетворенный, — буду считать, что от усердия казус вышел. Подбросили мне кошелек.

— Господа! Господа! — заволновался в толпе молодой человек лет двадцати пяти. — Да это же сам Бутурлин! Он в министерстве иностранных дел служит. Ему сам император конфиденциальные дела поручает. А нищий этот плут! Я же видел, как он его сиятельству кошелек в карман сунул! Ах, плут! — негодовал молодой человек.

— Господа, а куда подевался нищий? Где бродяга?

— Батюшки, да он же исчез!

— Еще попадется он мне! — помахал городовой огромным кулаком невесть куда. — Вы уж, ваше сиятельство, извиняйте. Промашка вышла.

— Ладно, голубчик, разобрались уже, ступай себе, — милостиво бросил Бутурлин.

— Господа! Сюда! — раздался возбужденный голос с противоположного конца зала. — Посмотрите, сейф-то пуст!

Несгораемый шкаф стоял распахнутым. Одна из створок слегка скрипнула, когда кто-то случайно коснулся ее рукой.

— Кто же это? Три замка открыл!

Некрасов отшвырнул в сторону сигару и могучим ледоколом принялся пробираться через плотную толпу.

— Кто открыл? — прокричал он в самое лицо мужчине, стоящему рядом с сейфом. Тот был одет в обыкновенный клетчатый костюм. Однако на его лице застыл отпечаток настороженности: такое выражение бывает у гренадеров, стоящих на страже у государева кабинета. Не оставалось сомнений в том, что он принадлежал к людям казенным.

— Виноват, ваше сиятельство, не заметил, — слегка подобрался служака, вытянувшись.

— Для чего ты здесь поставлен, для мебели, что ли?! — все более распалялся Некрасов. — Сказано же тебе было: как откроют, так дуди себе в свисток!

— Отвлекся малость, — повинился служивый. — Там нищий какой-то к дядьке приставал, вот я и засмотрелся.

— А тебе за что платят, дурачина, за смотрины, что ли?! — уже в голос кричал Некрасов. — Это надо же, в один раз на триста тысяч нас наказал! Да, может, они специально потасовку затеяли, чтобы деньги из сейфа выгрести.

— Вспомнил, ваше сиятельство, — просветлел городовой. — В последний раз к шкафу мужчина подходил.

— Какой он из себя?!

— Молодой. Лет тридцати пяти, не более. Усы у него рыжеватые, — вспоминал городовой. От усердия он даже наклонил слегка голову набок, тем самым напоминая ворону, высматривающую среди кучи отбросов золотую поживу. — Подошел, отмычку сунул, а потом я уже и не видал.

— Мне что, хватать всех с бородой и усами? — шипел Некрасов.

— Ваше сиятельство…