Время вечерних сериалов еще не пришло, но на улицах было уже как-то… пустынно, что ли. Вечная судьба маленьких российских городков, постигающая их каждый вечер. Пустеют улицы, зажигается свет в окнах, и после девяти на улице уже трудно кого-либо отыскать, за исключением припозднившегося алкаша. Да и тот будет спешить домой, не желая нарваться на патрульных и провести ночь в холодной. Осенний ветер лениво перебирал листву на тротуарах, вдали залаяла собака, где-то заорала автомобильная сигнализация. И все.

„Да и пошли они со своей гостиницей!“ - в сердцах подумал Алесей. Раздраженно убрал ноги в салон и шарахнул дверью так, что тяжеленная машина заходила ходуном. „В крайнем случае, смогу перекантоваться в машине“, - решил он и повернул ключ в замке зажигания.

Двигатель железного коня отозвался добродушным урчанием, как будто человеческий гений запихал под железный капот не пару сотен лошадиных сил, а одного добродушного обожравшегося кота, вздумавшего помурлыкать на коленях у хозяйки. Послушная воле водителя импортная агрегатина тронулась с места, шурша щебнем. „Интересно, почему маленькие япошки делают такие вместительные тачки, - вдруг подумалось Алексею.
– А кто их загадочную восточную душу поймет, - решил он.
– Поеду, все же поищу гостиницу“.

Изрядно поплутав по городу, распугав стайку прогуливавшихся в осенних сумерках девиц и выспросив дорогу у едва державшегося на ногах аборигена, он подъехал-таки к искомому месту. Здание на вид было так себе. Не „Уолдорф Астория“, но выбирать не приходилось. На вывеске желтыми по черному буквами было указанно, видимо, с целью отпугнуть тех, кого не смутил вид застиранных штор и висящих на проводах лампочек, наглых, как выставленная в окно задница извращенца, что это - гостиница третьей категории. Что означало примерно следующее: „Оставь надежду всяк, сюда входящий“. За порогом следовало оставить надежду на душ, чистое постельное белье и одноместный номер без храпящего и отравляющего воздух вонью дешевой колбасы и пива соседа-командировочного.

К огромному удивлению Алексея, гостиница оказалась уютной и чистой. Может, оттого, что номеров в ней было не больше десятка, а может, потому что номера одно- и двухместные, располагались в одном крыле здания, а номера, в которых заселялось от трех до десятка постояльцев, находились за поворотом коридора в стороне, противоположной номерам „для нормальных“, как окрестил их Алексей. Он на полном серьезе полагал, что отдохнуть и тем более хорошо выспаться в номере, где соседей больше одного, не получится.

Такая предубежденность жила в нем со времен студенческой общаги - сумрачного пятиэтажного дома на границе городских новостроек и частого сектора, с полутемными коридорами, маленькими комнатушками на пять человек и перманентно неработающими общими удобствами. Он до сих пор не мог понять, за каким бесом его понесло жить в гостиницу, когда всего в пяти станциях метро и нескольких минутах на трамвае жили его родители в уютной, пусть и двухкомнатной, квартирке. Вероятно, захотел свободы, а родители не стали препятствовать причудам отпрыска. Дежурной за стойкой регистратуры не оказалось. „Понятно, - подумал Алексей, - постояльцев здесь не ждут“. Он вдруг почувствовал, как усталость минувшего дня вдруг навалилась непомерным грузом. Охотник отошел от стойки и опустился в огромное зеленое кресло, стоявшее в фойе. Кресло с протестующим выдохом приняло на себя его вес.

Алексей откинулся на спинку и прикрыл глаза…

В следующий момент он услышал негромкое покашливание, будто кто-то хотел обратить на себя внимание, но не знал, как. В огромном зеленом кресле, около маленького журнального столика, густо уставленного комнатными растениями, сидела пожилая женщина. Она почему-то показалась Алексею знакомой. Так бывает - смотришь на человека и кажется, что ты его знаешь, но не можешь вспомнить, кто он такой.

– Извините, не подскажете, где персонал?
– поинтересовался он у старушки.
– Ужинают, наверное, - безразлично произнесла она.
– Ты, милок, вон в ту дверь постучи, там они, - ткнула она во вторую по счету дверь рукой, сморщенной, как куриная лапка.

– Спасибо. Сейчас постучу.

– А я думаю, не тревожил бы ты людей, мил-человек. Пускай себе кушают. А мы пока побеседуем. Ты, я вижу, человек занятой, все бежишь куда-то, торопишься. Оно и понятно: ответственность на тебе большая за людей, тебе доверенных, за людей, которые о тебе и слыхом не слыхивали, за всех. Но сейчас остановись хоть на минутку, порой это необходимо… „Почему бы и нет?
– подумал Алексей.
– Все равно ведь ждать придется, пока они там наобедаются.

– А и посижу бабушка, поболтаю. Всегда приятно с пожилым человеком, жизнь повидавшим, пообщаться.

– Ну вот и славно, вот и уважил. Мне помочь тебе хочется, мил-человек. С женой твоей большое несчастье случилось. Да и ты сам стоишь на пороге важного испытания. Алексей вздрогнул, будто из сиденья кресла в него ударило током. „Она меня знает!“ - Откуда знаете?
– прошептал Алексей.

– Я, милок, многое знаю. Если веришь - дальше слушай. А не хочешь, иди вон, людям ужинать мешай.
– И озорно, как молодая, сверкнула глазами, перекинула через плечо толстенную косу темно-русых волос, подернутых сединой.
– Верю, наверное… - помолчав, сказал Алексей.
– Продолжайте… Пожалуйста.
– Так вот, беда с ней. Душа ее в большой опасности. И тебе, касатик, решать, спасется твоя любимая, или нет. Самому тебе в ее терзаниях точку поставить придется. Там, где все это началось, там и закончиться должно. Закон такой у мироздания, соколик. Выход там же, где и вход. Только порой разглядеть его ой как трудно. Ты не глазами смотри. Ты душой ищи, сердцем слушай. Они не подводят. Завтра, как поедешь туда, будь сторожен, не рассчитывай на помощь того, кто обещал. Жди помощи от того… кого знаешь с детства.