Через несколько мгновений его рот словно разорвался в беззвучном крике, больше похожем на предсмертный клекот птицы, и выплеснул целую струю горячей темной жидкости.

Кругляшов грузно упал, чтобы больше никогда не встать.

Затянутая в перчатку рука выдернула что-то тонкое и длинное из горла Кругляшова.

— Тики-так… — пробормотал убийца и, поднырнув под рекламный щит маркаряновского магазина, мгновенно растворился во тьме.

Маркарян трясся не столько от холода или страха, сколько от перепоя. Оказалось, что он все утро орал Кругляшову, чтобы тот приготовил ему глинтвейн — средство от всех болезней: и согреться, и похмелиться. Но Кругляшова в квартире не было — выяснилось, что поздно вечером он разругался с Гамлетом Бабкеновичем и ушел ночевать к себе домой, благо жил неподалеку.

Все это я узнала не от Кругляшова, а от самого Маркаряна. Владелец гипермаркета «Король Лир» костерил своего собутыльника почем зря, и не за какую-то конкретную вину, а за то, что его не оказалось под боком в столь критический момент.

Пришлось временно переквалифицироваться в повара и приготовить Гамлету Бабкеновичу и глинтвейн, и завтрак. Сделала я это весьма кстати, потому что, начиная с восьми часов утра, на один домашний и два мобильных телефона Маркаряна обрушился такой шквал звонков, что он едва успевал поворачиваться и что-то лепетать. Из обрывков этих разговоров я и узнала, что к чему. Маркарян хвастался тем, что старый свой загородный дом продал, купил новый, и этот новый — нечто необыкновенное, с изюминкой, с перчиком, и что все гости, друзья и родные просто пальчики оближут, когда увидят, как устроился их Гамлет.

Говоря это, Гамлет Бабкенович и в самом деле облизывал пальцы.

Пока Маркарян принимал поздравления и обещал быть на месте ровно в полдень, я погрузилась в размышления.

«Интересно, что он купил? — думала я. — Что-то и его, и всю его компанию, ныне покойную, тянет на недвижимость. Мельников хотел купить квартиру, в которой живет тот полоумный тип, и так нехорошо кончил. Теперь вот Маркарян делает крупные покупки, и как раз в тот день, когда ему пророчат погибель, он собирается праздновать свой юбилей в новом доме на природе. Интересные зацепочки. Только к чему они?..»

Не знаю, зачем я сделала то, на что меня в следующую минуту подвигла шальная мысль. Маркарян отправился в ванную бриться и умываться, а я выскользнула в общий коридор и бесшумно притворила за собою дверь. На всякий случай закрыла ее на все замки — ключи от маркаряновской квартиры у меня были. Конечно, не следовало оставлять его одного, но интуиция подсказывала, что моя отлучка длительностью в пять минут останется без трагических последствий.

Что-то так и тянуло меня в квартиру напротив.

…Щелкнул замок. Я вздрогнула. Нервы, Женечка, нервы! Приоткрылась дверь. ТА САМАЯ дверь. Наверно, я была готова увидеть в образовавшемся темном проеме все, что угодно. Вплоть до светящихся глаз дьявола или тому подобной чертовщины. Конечно же, ничего похожего я не увидела. Дверь распахнулась еще больше, и я увидела обитателя квартиры номер двенадцать.

У него было длинное, белое, какое-то… мертвое лицо. В глазах — невыразительных, тусклых, неопределенного цвета — светилась ровная блаженная приязнь ко всему миру. Одет был этот овеянный страшными легендами человек в пузырящиеся на коленях брюки и грязную серую рубашку с засученными рукавами. Он взглянул на меня — нет, сквозь меня! — и вдруг проговорил дребезжащим жиденьким голоском (такой звук бывает у струи воды, бьющей в дно пустого жестяного чайника):

— В гости едете? Это хорошо. Я тоже люблю ездить в гости. Только меня не приглашают. Много картин… Как вы думаете, красное на голубом — это красиво?

Я не успела отреагировать, как этот странный тип, видимо, пребывавший в прекрасном настроении, продолжал:

— Мне кажется, что это вульгарно. Знаете, вам никогда не казалось, что ваша голова — чайник?

— Сам ты чайник, — пробормотала я, и мне вдруг стало жутко. А что, если этот тип и мне напророчит, что называется, скромную такую могилку с крестиком? Да еще и назовет точную дату и обстоятельства, при которых меня обеспечат вечным покоем? Я попятилась и услыхала следующее изречение:

— Просто в чайник наливают сначала одну воду, потом другую, потом третью… понимаете? Вода вообще — опасная штука. А вот обои с желтыми бабочками на красном фоне — это, по-моему, ужасно. Согласны?

Я не позволила себе окончательно влипнуть в какие-то глубинные страхи, которые взбаламучивал в моей душе этот типчик. Приблизилась к нему и, глядя ему прямо в глаза, произнесла:

— Мне нужно с тобой поговорить. Кстати, а где же твоя лампа?

Последняя фраза, как оказалось, была сказана не зря: он оживился и даже заулыбался, показывая все свои зубы. Я толком не разглядела, что у него за зубы, свои или вставные, но подумала, что они, по-видимому, не знали щетки и пасты уже лет десять.