Я позвонила во вторую клиническую больницу. Мне подтвердили, что в 1997 году к ним действительно поступил некто С. Акимов, но потом выписался. Сказать более определенно мне ничего не могли, потому что в подвале, где хранились архивы, недавно прорвало канализацию, и все затопило.

— Впрочем, даже прекрасно, что так случилось, — добавил явно подвыпивший доктор, — в этом архиве жило столько крыс, что мы не знали, куда от них деваться. Двух кошек съели и покусали нескольких больных. А однажды чуть не загрызли пьяного сторожа, который полез туда ночевать. Акимов… могу вам только сказать, что был какой-то московский запрос о нем. Вряд ли кто вам тут скажет подробнее. Вот был у нас такой доктор Кругляшов…

— Ну да!!

— …он бы вам рассказал поподробнее. Но доктора Кругляшова недавно убили на улице. Я сам сегодня утром узнал. Вот, помянули его! Ужасно!

— Да, я слышала, — подавленно произнесла я.

— Впрочем, меня это ничуть не удивляет: Кругляшов всегда крутился с бандюками, подрабатывал у них, кажется. Он же был неплохой хирург, ассистировал на операциях на головном мозге, до большего, правда, не дорос… ушел в личные психоаналитики к какому-то бандиту. Не по профилю работа. Ну вот, собственно, и все, что я знаю. До свидания.

И врач положил трубку.

«Вот какие вещи-то открываются, — подумала я, — Кругляшов работал с Сергеем Акимовым, а потом тот куда — то исчез из больницы. И главное, теперь у Кругляшова ни о чем не спросишь! Материалы по его убийству я еще могу затребовать, но это, конечно, будет мелочь в общей куче преступлений, совершающихся вокруг Маркаряна и приближенных к нему людей. А что, если… а что, если попробовать расколоть этого Аладьина?»

От этой мысли захватило дух. Как будто в моем мозгу, до того пребывавшем в зябких сумерках, вдруг вспыхнул яркий свет. Ассоциации с включением и выключением света были навеяны типом с лампой.

Я продолжила размышлять уже почти вслух:

— А почему бы и нет? Ведь попробовали же эти Карасев с Феоктистовым его выследить, прессануть… а потом с ними что-то произошло, и Маркаряну потом стало совершенно не до того! Ведь кто-то отделал этих двух не самых слабеньких типов так, что один просто умер, а второй до сих пор болтается где-то между небесами и реанимацией. А что, если самой подставить себя под какую-то неведомую угрозу и… Сработать, так сказать, «на живца»!

В голову пришла еще какая-то мысль, но тут вдруг экран компьютера погас, а вместе с ним погасли и мысль, и весь свет в квартире. С кухни донесся недовольный голос: «Ну вот, опять веерное отключение электричества! За такие штучки в суд надо подавать!»

В комнату вошла тетушка.

— Пойду-ка я к подруге, в соседний дом, — сказала она. — Там, я смотрю, свет есть. А ты как, Женечка? Ты еще и из образа не вылезла… у тебя вид пятидесятилетней просто-таки.

— Рада, что ты разглядела в этой темноте, — сказала я. — Я тоже прогуляюсь. К подруге. То есть к другу. Там такой друг у меня, знаешь ли…

Тетушка подозрительно взглянула на меня, но обошлось без комментариев.

Не припомню, чтобы я участвовала в более нудной, странной и бессмысленной слежке, чем в этот раз. Я направилась к дому, в котором располагалась такая странная, такая роковая лестничная площадка. Две квартиры были пусты уже к тому моменту, как я включилась в дело Маркаряна. Третья тоже опустела: гость, Кругляшов, был убит, хозяин, Гамлет Бабкенович, сидел, трясясь, в безымянной съемной квартирке на окраине города. Оставалась одна, та самая двенадцатая, с которой все и началось.

Некоторое время я стояла столбом перед этой роковой дверью с таким, казалось бы, счастливым номером — 12. А что, если этот человек, этот блаженненький сейчас дома, и легко опознает меня, не взирая на маскарад? А впрочем… ну и что, если даже он меня и узнает? Лично мне он не говорил пока что ничего плохого.

Пока… пока что не говорил.

Я решительно позвонила в дверь. Будь что будет, но я постараюсь применить к нему самые современные методы, вызову его на откровенность. Нет, никакого насилия. Обычная таблетка, которая заставляет человека выбалтывать самые страшные свои секреты. Только подействует ли она на этого неадекватного типа? Да и вообще… удастся ли мне что-либо предпринять и оказаться удачливее Мельникова, Карасева, Маркаряна? Пока что этот человек как проклятие для всех, с кем он соприкасается. Даже его квартирный хозяин избегает о нем говорить!

Дверь открылась. Голова с двумя печальными крыльями волос вынырнула наружу. Человечек был оживлен, его длинный подбородок шевелился, как будто он что-то жевал. Я превозмогла волнение и выговорила:

— Мне нужно к вам пройти. Я хотела бы поговорить с вами.

Он смотрел на меня и улыбался.

— Вы — моя тетя из Воронежа? — осведомился он.

Он выглядел точно так, как в последнюю нашу встречу. На нем была та же самая одежда: коротковатые, пузырящиеся на коленях старые брюки и грязная серая рубашка с засученными рукавами. Говорил все тем же дребезжащим жиденьким голосом. Но я вдруг почувствовала, что в нем что-то неуловимо изменилось.