Теперь Геннадий сидел в самолете и смотрел в иллюминатор на крыло с уходящими вдаль рядами заклепок да на то, как их аэроплан выруливает на взлетную полосу.

Решение улететь по-английски пришло к нему, когда он проснулся среди ночи от боли в руках и увидел, что соединены они накрепко наручниками. Он перекатился на другой бок, но сон больше не приходил, а воспоминания о вчерашнем были весьма смутными. Было только ощущение, что его унизили не только чужие, но и собственная семья. Эта огромная квартира, в любой цивилизованной стране стоившая бешеных денег, оказалась по его же глупости Ольгиной, а он — словно квартирант с ограниченным правом собственности. Вот баба теперь и наверстывает прежнее — живет, как может, даже присутствие мужа ее не тормозит. Во всякие там сверхурочные работы, НИИ и лаборатории он не очень-то верил. Он и сам когда-то был ходоком, у самого месяц подряд ежевечерне проходили то совещания, то военные сборы. Его не проведешь. К тому же он несколько раз видел в окно, как ее подвозит на грязных «жигулях» один и тот же мужик.

И все же утром, когда он притворялся спящим, мысль об отъезде созрела еще не окончательно. Она крутилась в голове как одна из возможностей. Сколько их, таких мыслей, приходит, уходит и забывается навсегда! Все изменил телефонный звонок.

— Геннадий Алексеич? — спросил мужской голос в трубке.

Голос показался слегка знакомым, что сразу и подтвердилось.

Звонившего звали Иваном Ивановичем. То был отцовский помощник, можно сказать, крестный отец по бизнесу. Когда-то он помог быстро провернуть регистрацию самого его первого строительного кооператива. Да и потом выручал не раз.

— А я вчера проезжаю мимо, гляжу — ты стоишь совсем смурной. Я даже водителю велел просигналить, но ты не заметил.

Отцовский помощник говорил с веселым напором. Это и в прежние времена было его отличительной чертой.

— Ты сейчас один дома? А я тут рядышком проезжаю. Слышишь, Алексеич? Я к тебе загляну. Деловое предложение есть, в память об отце.

Геннадий посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся тому, что увидел, потом подошел к окну.

Бывший отцовский помощник как раз вылезал из шикарного «мерседеса» и что-то говорил водителю.

Бриться было уже некогда. «Ладно, — решил Геннадий, — полюбите нас черненькими».

Он включил чайник, отыскал банку с кофе и пошел открывать дверь.

Помощник выставил на кухонный стол бутылку конька «Бержерак».

— Как насчет стопарика? Больше с утра не будем, а стопарик для разрядки нужен. Согласен, Алексеич?

Геннадий достал хрустальные рюмки.

— Я твоего отца часто вспоминаю, Гена. Кристальной души был человек!

Помощник даже поднялся с кухонного табурета. Они выпили молча, не чокаясь. Потом, оглядев кухню, он спросил:

— Как я понимаю, это единственное, что у тебя осталось?

— И то чуть не отняли. Пока я прятался, приходили к жене с паяльником. Если бы не чудик один, она бы им генералку подписала.

В каких местах он прятался, Геннадий раскрывать не стал.

— Леший с ними, с этими чудиками, Гена. Нужно было сразу меня найти, когда тебя опускать собрались. Я бы тебе все сделал. В память об отце. А ты решил быть самостоятельным. Вот и влетел.

— Неловко было как-то. Да я и не знал толком, как вас найти.

— Мы что, в дремучем лесу живем? Подумал бы, нашел.

Помощник зачерпнул одну за другой несколько чайных ложек кофе. И Геннадий вспомнил, что он и прежде клал себе кофе щедрой рукой, объясняя, что у него низкое давление.

— Давление низкое, — проговорил помощник, словно услышал его мысли, — приходится поддерживать. Ладно, хрен с ним с давлением. Мы сейчас, Гена большое дело организуем, можно сказать масштабное. И нам нужны люди, которым можно доверять.

Геннадий понимающе кивнул, хотя не понял пока ничего.

— Одного очень серьезного человека мы должны провести в губернаторы. Я как раз формирую теневой штаб. Пойдешь ко мне? Работы будет много, но и получишь ты соответственно.

— Теневой — это какой? — переспросил осторожно Геннадий.

— Ты в этом деле пацан, я и забыл. У серьезных людей в таких делах несколько штабов. У каждого свои функции, — начал объяснять помощник. — Официальный уже работает. Он на виду. Но главное дело будем проводить мы. А поэтому, после победы, нам и наград больше, правда, не без риска.

Они проговорили минут двадцать. Точнее, говорил в основном помощник, а Геннадий лишь слушал. И от слов помощника у него разболелась голова. Видимо, той дозы коньяка, которую они только что приняли, было мало, чтобы после вчерашнего расширить сосуды. Он с трудом сдерживался, так хотелось немедленно налить по новой. И, не вдаваясь в смысл разговора, думал только, унесет с собой гость начатую бутылку или оставит? Поэтому Геннадий не заметил, как помощник перевел разговор совсем в другую плоскость. Он заговорил о пересадке органов. Каким боком это примыкало к выборам и к будущему губернатору, он прослушал, но как-то оба дела совмещались. И ему, Геннадию там тоже уделялась роль.