В цитированной книге "Анатомия человеческой деструктивности", вышедшей в 1971 году, Фромм в качестве примера такой ситуации приводит резню индусов и мусульман в период раздела Индии. Понятно, что мы сегодня можем привести много других, более актуальных примеров - скажем, реакцию Ирана на прозападные реформы шаха. Или еще: Фромм пишет, что к числу исключительных, нетипичных факторов, способных спровоцировать военные действия, можно отнести жажду мести или разрушительную ярость малого народа, но это большая редкость; сегодня эти слова нельзя не воспринять без горькой усмешки.

Но истинным и, так сказать, политически корректным остается у Фромма понимание того, что факты человеческой жестокости, наблюдаемые ныне, не могут быть объяснены ссылкой на изначальную греховность человеческой природы или на особо злокачественный характер той или иной культуры. Причина происходящего - в конфликте, в столкновении разных образов жизни - столкновении, происходящем независимо от той или иной - злой или доброй - воли. Это то, что древние называли трагическим роком.

Как объясняют происходящее нефилософичные, но здравомыслящие американские комментаторы? Они говорят, что исламский фундаментализм и терроризм, выросший на его основе, есть реакция на культурное отставание мусульманского Востока от нынешнего (не то что иудео-христианского, но скажем так) секулярного Запада. В фундаменталистском гневе нет реального содержания, нет позитива и самостоятельной истины, он целиком негативен и реактивен. Примерно то же говорит Фромм: агрессивность как реакция на травму.

И наиболее глубоко укорененная реакция, объясняющая едва ли не до конца смысл происходящего: фанатизм. Что такое фанатизм? Тут Фромм не открыл ничего нового, сказав, что фанатизм есть свидетельство потускнения, ослабления веры, то есть господствующего культурного мифа. Люди делаются фанатичными тогда, когда нужно самих себя убедить в собственной правоте, когда исчезает спокойное сознание такой правоты. Не еретиков уничтожают, не неверных, а самих себя символически наказывают за потускневшую веру, желая тем самым ее гальванизировать, форсировать, подстегнуть. "По всей видимости человек тогда берется вершить правосудие, когда он теряет веру", - пишет Фромм.

Но все-таки остается последний вопрос: нет ли хоть какого-то резона во всех этих агрессивных реакциях? Нет ли какой-то вины самой Америки - шире, Запада - в происходящем столкновении, в том, что гарвардский профессор Сэмюэл Хантингтон далеко не вчера назвал столкновением цивилизаций как сюжетом ХХI века? Интересно, что именно Эрих Фромм - человек левый, антибуржуазный, пожизненный марксист - дает на этот предполагемый вопрос ответ, способный сегодня шокировать:

Многие упускают из виду спиритуалистические и религиозные мотивы многих жестоких и разрушительных действий...для понимания феномена острой деструктивности совершенно необходимо учитывать, что причиной подобного поведения могла быть не только жестокость сама по себе, но и религиозные мотивы. Однако в культуре, ориентированной на голый практицизм, трудно ожидать такого понимания, ибо представители такой культуры просто не в состоянии осознать интенсивность и значимость для человека нематериальных стремлений, идеальных целей и религиозных мотивов.

Эта игра в сбалансированность мнений вряд ли сегодня может быть адекватно или хотя бы снисходительно понята. Говорит на эту тему можно много, и много разного можно сказать. Для нашего резюме, однако, будет достаточно, если мы скажем только одно: нынешняя западная культура именно в силу ее практицизма способна к обучению, к освоению нового опыта - и к творческой эволюции вне и без агрессивных реакций, которые сегодня характеризуют адептов фундаментализма.

Вспомним опыт анархического терроризма, сотрясавшего Европу и Америку в конце Х1Х - начале ХХ века. Он был показателем острой нерешенности рабочего вопроса, реакцией политического экстремизма на положение тогдашнего пролетариата. И на Западе этот вопрос был решен: сегодня анархистские террористы - только воспоминание, да и помнят-то о них лишь специалисты-историки, это ушло из сферы живого опыта. Конечно, этот сюжет был внутренним делом Запада; сегодняшний терроризм - сюжет всемирный. Это показатель нового, ранее небывалого единства мира. Значит, эта проблема должна решаться в совместном, всемирном усилии. К этому сейчас и следует призывать. Нарциссическим отъединением сегодня, как и всегда, ничего не решить

Долг природе

Нет сомнения, что Соединенные Штаты Америки переживают сейчас момент воодушевляющего национального единства. United We Stand - главный сегодняшний лозунг. God, bless America!
– песня, которая считается вторым национальным гимном - после официального гимна "Дом храбрых", - явно вышла на первое место, - ибо есть в ней мотив готовности к испытаниям. Перечислять все признаки этого единства, способности к борьбе и победе не имеет смысла: благодаря мировому телевидению, это у всех, что называется, на виду и на слуху.

Но Америка не была бы Америкой, если б таким монолитным единством дело в ней начиналось и кончалось. Это свободная страна, и плюрализм мнений никого в ней удивить, тем более оскорбить не может.

Тем не менее, что-то вроде такого оскорбления почувствовали на этих днях нью-йоркские политики. Сейчас в городе идет - должна была идти, скорее, - избирательная кампания по выборам нового мэра. Один из кандидатов от республиканской партии Майкл Блумберг вступил в избирательный союз с небольшой Независимой партией, и вот один из лидеров этой партии - ее экстремистского так называемого реформистского крыла - Ленора Фулани поднесла ему сюрприз, сделав следующее заявление:

То, что произошло 11 сентября, было трагедией. Печально также, что это в слишком ощутимой степени стало результатом американской внешней политики, вызвавшей эскалацию насилия и терроризма. До тех пор, пока эта трагедия не будет включена в процесс пересмотра нашей политики, она суждена будет повторяться...

Комбинация надменности и политической агрессии, совершаемой нашим правительством, сделала Америку уязвимой. Поистине изумительно, что до сих пор никто еще не поднял вопроса о том, не ответственна ли наша политика за эту катастрофу.