Шрифт:
Непонимание этих сложных связей и взаимодействий приводит к большой путанице в осознании многих русских проблем. Пример такой путаницы демонстрирует Рената Гальцева, повторяющая на страницах "Знамени" старый славянофильский миф о Европе, утратившей христианство, и о России, его сохраняющей, и сетующая на то, что в постсоветской России не удалось организовать христианско-демократическое движение. Если же принять во внимание то, о чем мы только что говорили, то получится, что история России всегда была неким "христианско-демократическим движением", с анархическим отщепенством которого вынуждена была бороться власть. Отсюда и пошло, между прочим, огосударствление русской церкви, долженствующее быть понятым как дополнительное средство борьбы с христианским анархизмом народа. Христианство в России не сумели включить в культурный контекст - потому что такого контекста и не было, не было культурной традиции, на Западе шедшей еще из античности. Когда Бердяев писал о нерешенности в православии проблемы культуры, он это самое и имел в виду, только выразился дипломатично, потому что сказать то же самое прямо он не мог, не поставив под сомнение собственную духовную эволюцию к православию - та же мода начала прошлого (ХХ-го) века, которую повторила русская интеллигенция в застойные семидесятые годы.
Выходит, что гипертрофия власти - это инстинктивная реакция русской жизни на собственную же стихийность, анархичность, неуправляемость. И как говорил Константин Леонтьев, слова "реакция" бояться не надо, способность к реакции - это признак живого организма, не следует этому слову придавать подчеркнуто политический оттенок. Тем не менее, этот имманентный конфликт сил дезорганизации и порядка, запрограмированный в структурах российского бытия, породил инерционное движение власти в сторону именно политической реакции. Соблюсти в этом конфликтном процессе необходимую меру - громадное искусство, владение которым определяет значимость того или иного русского политического деятеля, правителя, если угодно - царя.
Интересное рассуждение на эту тему я обнаружил у поэта Д.Самойлова. Он задумался над словами одного из героев солженицынского "Красного колеса": "Важен не строй государства, а строй души" - и написал следующее:
Первый вопрос: можно ли сравнивать строй души со строем?.. одного ли порядка эти явления, чтобы можно было сказать, что в каком-то одном ряду содержание души сопоставимо с общественным устройством? По этому типу можно сказать, что важен овес, а не холера.
...Возможно, сопоставление строя души со строем и в обратном случае: если предположить, что в его устройстве отражено устройство души.
Но тогда какой души? Чьей конкретно?
Видимо, тогда уже не одной конкретной души, а души всеобщей, некоей одной народной души, в которой слиянны отдельные личные души. Какие же свойства этой души были точно отражены в российском самодержавии, в крепостном строе, в бюрократической иерархии российской державы?
Или, может быть, устройство души всей Руси потому и выше строя, что отражено в нем неполно или искаженно?
Ответа на все эти вопросы не дается, но замечателен самый анализ вопроса, детализация проблемы. Ответ же можно дать такой: в России строй государства не отражал строй души, а противостоял ему. Или если отражал, то в прямом, а не в метафорическом смысле - как отражают врага.
Что и требовалось доказать: народ и власть в России - враги. Вернее, даже и доказывать не требуется: это общеизвестный факт. Важно только понять, что у этой вражды со стороны власти был резон. Вот Струве это и понимал, за что был ошельмован либеральной интеллигенцией. Только сейчас начинают понимать самого Струве, что, по мнению А.Агеева, свойственно скорее команде Путина, чем либеральным интеллигентам.
У нас, однако, нет резона становиться на чью-то сторону окончательно, делать однозначный и бесповоротный выбор. Та русская стихия, которую принято называть антикультурной (контркультурной по-нынешнему), - она же, в другом повороте, есть источник всякой культуры. А если не всякой, то, по крайней мере, художественной. Это известная оппозиция культуры и цивилизации. Зачем же отказываться от русского художества? Это понимал Блок (стихия как культура). Это понимала Цветаева:
Я свято соблюдаю долг,
Но я люблю вас, вор и волк.
Уфа как Третий Рим
Вновь возник и заставляет говорить о себе Александр Дугин - лидер так называемого Общероссийского Общественно-Политического Движения "Евразия", сейчас даже и в политическую партию зарегистрировавшегося. Это второе уже заметное его появление на общественной арене. Впервые он объявился в горбачевские еще времена и был довольно активен в первые постсоветские годы, когда он издавал два журнала. Один назывался "Элементы", на его страницах разворачивалась идеология некоего фундаментального консерватизма с претензией на интеллектуализм, этакий модифицированный Константин Леонтьев. Но помимо культурного почвенничества журнал этот был заметен другим - проповедью некоего мягкого фашизма, догитлеровского или, как его в те давние, догитлеровские годы называли, голубого фашизма. Гитлер и сам одно время был таким голубым фашистом - до того как начал агрессивную внешнюю политику. Солидные западные политики и даже мыслители поначалу относились к фашизму вполне терпимо, особенно к итальянскому. Муссолини одно время вообще был культурным героем. О нем позитивно писали такие киты европейской мысли, как Бертран Рассел и Николай Бердяев. Какого рода надежды связывались с этим антилиберальным и антибуржуазным движением, дает представление книга Бердяева "Новое Средневековье". Потом оказалось, что лекарство горше болезни. И вот Александр Дугин в журнале "Элементы" стал подносить фашизм так, как будто никакого Гитлера и не было, не было кошмарного опыта нацистского тоталитаризма и второй мировой войны. Писал в основном о Франко, о португальском Салазаре, чуть ли об Антонеску. Об адмирале Хорти писал. Дугин делал вид, что занимается невинным культурным почвенничеством, чуть ли не краеведением. Культурность в нем действительно чувствуется, он человек, что называется, грамотный, видно, что читает на иностранных языках. В нем вообще многое чувствуется. Помимо "Элементов" Дугин одно время издавал эфемерный жуурнальчик под странным названием, - а вот названия точно не помню: то ли "Милый друг", то ли "Милый лжец", в общем что-то определенно милое. Эта маньеристская ужимка наводила мысли на нечто из девятнадцатого века, на каких-нибудь венских или берлинских урнингов (слово нынче не употребляемое). Тогда же, помнится, "Элементам" дал интервью Александр Проханов, снабдивший текст своей фотографией в одних трусах. Это действительно было мило.
Теперь Дугин не говорит ни о Салазаре, ни об адмирале Хорти. Он объявил себя евразийцем. Я не могу похвастаться детальным знанием его сочинений, но вот в большом тексте на его сайте в Интернете 7 марта - своего рода пресс-конференции, Дугин ни разу не сказал о том, что евразийство - это не его программа, не его идеология. Может быть, он и в самом деле выдает за свое детище духовное движение русских эмигрантов двадцатых годов? Эти старые идеи Дугин просто-напросто приспособливает к новой политической обстановке - действительно небывало новой с самого момента большевицкой революции, когда зародилось само евразийство - первое и настоящее. Интересно, что Дугин ни разу не назвал также имени Л.Н.Гумилева, который возродил евразийские идеи в подсоветской литературе (именно литературе - научный элемент в евразийстве есть, в основном у Н.Трубецкого, но он незначителен, евразийство прежде всего идеология с претензией на политическую программу). Впрочем, о плагиате говорить не приходится: эти идеи достаточно широко распространились, даже приобрели некую анонимность, вроде того, как говорить о Дионисе и Аполлоне можно не упоминая уже имени Ницше. Я на этот момент нажимаю с другой целью: напомнить, что Дугин отнюдь не мыслитель по природе, а просто довольно начитанный человек, снедаемый политическим честолюбием. Сначала попробовал архаический фашизм, теперь нашел нечто более актуально звучащее - но все с одной целью: оправдать видимостью четкой программы собственные политические амбиции. Даже, может быть, и не политические, а просто амбиции. Он хочет быть заметным. И конечно, человек, живущий в стеклянном доме, неизбежно будет заметен.
Старое евразийство оказалось удобным для текущего политического момента по причине роста в нынешнем российском обществе антизападных настроений. Россия находится в тяжелом кризисе, вызванном десятками лет пребывания в коммунистической системе - отнюдь не происками Запада, не заговором Пентагона и ЦРУ с целью разрушить потенциального противника. Но психологически такая антизападная реакция понятна: легче списать беды на воображаемого врага, чем задуматься над собственными просчетами (не будем говорить - грехами). Всяческие теории заговоров удобны тем, что необыкновенно упрощают мир, позволяют его понять, не особенно умственно напрягаясь. В таком сознании крах всего-навсего коммунизма воспринимается как результат обдуманной и десятилетиями реализовавшейся стратегии исторических врагов России, российской государственности как таковой. Именно в эту точку бьет Дугин, именно этот предрассудок культивирует. Он пишет в Интернете: