– Я должна тебе двадцать долларов. Я верну тебе долг, когда заработаю. И ты сможешь уехать, – твердо сказала Дженни.

– Выбрось это из головы. Просто отдай эти деньги тому, кто будет нуждаться в них. Слышишь, малыш плачет.

Эллис долго и с наслаждением сосал грудь Мареллы, кузины Габриеля, у которой недавно родился ребенок. Его животик надулся, стал круглым, словно мячик. Потом Дженни перепеленала малыша и уложила спать в коричневую гофрированную коробочку, устланную стеганым пуховым одеяльцем, вынутым из ее плетеной дорожной корзинки.

Медея и Ингри крепко спали на деревянной кровати. Когда все разошлись, Дженни прилегла рядом с ними, но ей не спалось. Она поднялась с постели. В квартире было тихо, свет погашен. Девушка подошла к окну, выходящему на улицу, и высунулась, опираясь на подоконник. Над нею проплывали освещенные лунным светом облака.

«Надо выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, прислушаться к ночным шорохам, ощутить аромат ночи».

Дженни поправила одеяльце Эллиса, постояла рядом с Ингри и выскользнула за дверь. Габриель нашел ее на крыше их шестиэтажного дома.

– Как ты выбралась на крышу? – в голосе Габриеля слышалось беспокойство.

– Я тихонько прошла на цыпочках мимо спящих в первой комнате и поднялась по пожарной лестнице, что на фасаде. Разве нельзя?

Дженни очень устала и говорила тихо. От бессонницы ее глаза стали огромными. Перед внутренним взором проплывали картины прошедшего дня, ее первого дня в Нью-Йорке: лица, многоэтажные здания, толпы людей на шумных вечерних улицах, переполненные кафе и бары, бистро, куда они зашли перекусить и собраться с мыслями, прежде чем идти к родственникам Габриеля.

– Мне нужно найти работу, пока не кончились деньги, – Габриель налил ей вина из принесенной с собой оплетенной бутылки. Дженни подняла бокал, любуясь игрой лунного света в темно-красной бархатной глубине кьянти. Осторожно отпила глоток, откинулась назад и вытянулась на скате крыши.

– Я позабочусь о тебе и о детях, Дженни Ланган. Дозволь мне чувствовать себя сильным и нужным, пока ты не найдешь своего дядю.

– Я больше не позволю тебе содержать нас… меня, Медею, – она нахмурилась. В ее потемневших синих глазах блеснула тревога.

Габриель выпил до дна бокал и наполнил его снова.

– О Медее нечего беспокоиться. В Нью-Йорке ее ждет хорошая жизнь. Она сможет прокормить себя и даже тебя, предсказывая судьбу и продавая всякие снадобья и мази. Лай только женщинам узнать, что прибыла предсказательница с родной стороны. Уверен, что слух об этом уже пополз из дома в дом. Скоро они слетятся сюда стаями, как вороны, в своих черных шалях и с деньгами… пенни, центами, серебряными долларами. Особенно по воскресеньям, по дороге домой из церкви. Они будут приходить к Медее, чтобы узнать свою судьбу, спросить совета, найти утешение. Ее приемы хорошо известны и привычны им. Они с уважением будут внимать ее мудрым советам. Вот увидишь, – Габриель присел на корточки рядом с Дженни. – Я хочу поцеловать тебя. – Она не ответила, и он нежно поцеловал ее.

– Нет, Габриель, не начинай все сначала. Мы не должны делать этого, – Дженни встала и шагнула к пожарной лестнице. Ее шелковистые волосы были распушены и отливали золотом в лунном свете. Он схватил ее за плечо, резко повернул к себе и снова поцеловал долгим настойчивым поцелуем. Он прижался к ее губам, проведя языком по небу. Его сильное трепещущее тело требовательно прильнуло к ней. И она в его объятиях стала податливой и покорной.

– Я не хочу, – слабо протестовала она. – Я имею в виду… думаю, что хочу тебя, но… Я не должна. Я приехала в Америку, чтобы начать новую жизнь, стать лучше. Ты заставляешь менять решение, ломаешь мою жизнь и, возможно, губишь мое будущее. Пожалуйста, Габриель, отпусти меня. Я должна думать о детях, а ты – о Фиамме. – Его объятия ослабели, и Дженни вырвалась из его рук, отошла и прислонилась к стене небольшого сарайчика в углу крыши.

– Я должен помнить о Фиамме, а ты – об отце Ингри? Расскажи мне о нем, Дженни. Кто он? Где он? Ты тоскуешь по нему? – Габриель подошел к ней. Его пальцы нежно скользили по изящному овалу лица, по изогнутым бровям, прямому хорошенькому носику. Габриель взял в ладони ее лицо, и его строгий профиль загородил луну, когда он снова поцеловал ее. Это был легкий, ласковый поцелуй.

– Я совсем не тоскую по отцу Ингри, – она вздохнула.

Они стукнулись лбами и рассмеялись, а когда Дженни снова попыталась спастись бегством, Габриель прижал ее к стене. Его бедра задвигались, словно сами собой. Сильные руки опять обняли ее.

– Дженни… Дженни, я хочу тебя. Кому от этого станет хуже? Ты же не наивная девочка. Ты женщина. У тебя ребенок. И я…ну, что плохого в том, что мы доставим друг другу удовольствие? – Он касался губами ее уха, целовал шею.

– О, медоточивый, сладкоголосый негодяй! Ты хочешь использовать в своих бесчестных интересах несчастную, засыпающую на ходу женщину… – Дженни деланно зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Взять верх над изнуренной, опьяневшей женщиной… женщиной, которая… ужасно хочет вас мистер Ангел, – Дженни снова вздохнула. Лунный свет и пламя страсти зажгли огонь в ее глазах. – Даже, если вы не свободны.