– Это ненадолго. Как только ты подумаешь, что где-то трава зеленее и девушки красивее, или вино краснее и небо синее и выше… – Дженни покачала головой. – В любом случае, глупо говорить об особняке. У нас нет даже десяти долларов на двоих, и ни один из нас не работает.

– И у тебя двое детей, о которых надо заботиться, и тебя ждут в Айове, – добавил Габриель холодно. – Не обращай внимания на мои слова. Я просто притворялся.

Они молча шли по улице, не глядя друг на друга. У опоры он снова поцеловал ее настойчиво и жадно. Дженни покорно прильнула к нему.

– Габриель… – произнесла она со вздохом. – Нам некуда пойти… у нас нет своего угла. – Она вырвалась из его объятий.

Они снова замолчали. Когда они подошли к дому, где жили Агнелли, Габриель заговорил.

– Черт побери, Дженни Ланган, я не могу построить дворец прямо сейчас, но у меня хватит денег, чтобы снять в нем комнату только на одну ночь. Там будет большая мягкая постель, горящий камин, самое вкусное на свете красное вино. Ты пойдешь со мной… Ты останешься со мной еще раз… в подходящем месте? – шептал он, обнимая девушку. Они прислонились к двери подъезда, которая распахнулась под их тяжестью, и ввалились в подъезд. Худой и морщинистый старик усмехнулся, увидев их, и безмолвно пошел своей дорогой.

– Нет, – ответила Дженни, поднимаясь по лестнице. Габриель обхватил ее и снова прижал к себе. Он целовал ее шею, его руки поглаживали ее грудь.

– Я хочу видеть тебя обнаженной, а ты хочешь видеть меня… видеть тебя… прикасаться к тебе… к твоей коже… – Он провел пальцами по стройной шее, погладил ее плечи, потом коснулся ее отвердевших поднявшихся сосков.

– Нет! – повторила Дженни решительно, выскальзывая из его рук.

Он догнал ее на третьем этаже и потянул в темный угол. На этот раз она не противилась и отвечала на его поцелуи. Сначала неуверенно она обняла его за шею, и ее губы страстно раскрылись навстречу ему. Он прижал Дженни к стене.

– О, Габриель, нет, только не здесь, не сейчас, не так, как раньше, – прошептала она.

С грохотом открылась входная дверь. На лестнице зазвучали шаги. Вбегая на следующий этаж, Дженни увидела полоски света под дверями, из-за которых лились звуки музыки, слышались голоса. На четвертом этаже она остановилась, окликнула Габриеля и обняла его, когда он подошел.

– Хорошо, Габриель, Я пойду с тобой в ту комнату во дворце… только на одну ночь, – прошептала она ему у двери в квартиру Агнелли. – Но сначала мне нужно заняться детьми.

Чертыхаясь и натыкаясь на стены в полутьме подъезда, Гьерд Зорн не спеша направился к выходу.

– Я буду разговаривать с Эллисом только по-английски, Медея – по-итальянски, а остальные – на том языке, на каком захотят, – с улыбкой сказала Дженни, забирая младенца у Софии.

Марелла уже накормила его, София переодела в мягкую вышитую рубашечку и чепчик, когда-то принадлежавшие Рокко. Она хранила их и платьице, в котором крестила сына, для своего первого внука.

– Замечательно! – Габриель с трудом сдерживал смех, – маленький итальянский мальчик говорит по-шведски с провинциальным ирландским акцентом.

Он сидел у кухонного стола между своими кузинами и держал на коленях Ингри. Его мягкие черные глаза неотступно следовали за Дженни, сновавшей по комнате. Она сияла от удовольствия, глядя на детей, и в приятном ожидании сказочной ночи с прекрасным принцем. Дженни с такой нежностью смотрела на малютку Эллиса, что в душе Габриеля проснулась ревность. Однако стоило девушке ласково взглянуть на него глубокими синими глазами и улыбнуться многообещающей улыбкой, как он взволнованно вскочил на ноги и нетерпеливо заходил по кухне.

Занимаясь детьми, Дженни распустила длинные шелковистые волосы. Обрамляя красивое нежное лицо, они свободно падали на плечи. Она была прекрасна, как мадонна, и Габриель, не в силах отвести от нее взгляда, не мог не прикоснуться к ней. Проходя мимо, он, будто случайно, касался ее плеча, волос. Делая вид, что смотрит на ребенка, прижимался к ней, незаметно нежно поглаживая стройную ногу. Его страстный взор молил ее поскорее закончить домашние дела.

– Дженни, американцы будут принимать мальчика за шведа, итальянцы – за старую крестьянку-ворожею. И однажды они вышвырнут его из Айовы. Бог знает, что еще может случиться.

– Все это надо хорошо обдумать, – рассеянно сказал Саверио. – Он наблюдал за игрой братьев Мейхен в шашки. Доской служила крышка ящика из-под апельсинов, шашками – пуговицы, которые София принесла шлифовать.

– Ха! Я вышел в дамки! – объявил Мик Мейхен своему брату, побив сразу три шашки. – Если хочешь, Дженни, я научу малыша настоящему ирландскому языку, гэльскому. – Он напустил на себя грозный вид и с шутливой враждебностью посмотрел на Габриеля, потом хитро и понимающе – на девушку. – Я выиграл, Дженни. Теперь ты пойдешь со мной? Или твое сердце принадлежит тому бродяге?