— В глубокой заднице, — подтвердил Роджер. — В такой глубокой, что ты даже представить не можешь, старик.

— И ты правда думаешь, что эта поездка что-нибудь решит?

— Может, и нет, — сказал Роджер, — но если мы ее не предпримем, то все пропало. А так, может и удастся что-нибудь спасти. Нужно подумать, — и он вгрызся в свой сэндвич.

— Перерыв в десять дней может нам повредить. Хуже, чем есть, уже не будет.

— Ну, конечно. Только не забывай про Кеннебанк-бич.

— Лиза там управится.

— Лиза вряд ли управится даже у себя дома. Но если и так, нужно срочно запускать новую рекламу «Твоя Любимая Черника». И еще, ты ведь должен встретиться с этим мудаком из Мэнского агентства недвижимости.

— Нет уж, встречайся сам.

— Ладно, встречусь, — сказал сердито Вик. — Я уже у себя в шкафу его воображаю.

— Пускай. Это все ерунда по сравнению с Шарпом. Как ты не понимаешь? Шарп с сыном хотят нас видеть.

От одной мысли о пяти днях в Бостоне и пяти — в Нью-Йорке Вика бросало в холодный пот. Когда-то они с Роджером шесть лет проработали в агентстве Эллисона в Нью-Йорке, но теперь Вик жил в Касл-Роке, а Роджер с Элсией в соседнем Бриджтоне, в пятнадцати милях.

Если бы это зависело от Вика, он бы никогда и не вспомнил о прежней жизни. Никогда раньше он не жил так полнокровно, как здесь, в Мэне. Теперь у него появилось мрачное чувство, что все эти годы Нью-Йорк только и ждал, чтобы, улучив момент, опять заграбастать его в свои объятия. Его самолет мог потерять управление и исчезнуть в огненной вспышке. Или такси, в котором он поедет, врежется в опору моста, складываясь в желтую, сочащуюся кровью, гармошку. Или случайный грабитель сдуру надавит на спуск вместо того, чтобы просто припугнуть. Что угодно. Если он вернется, этот город убьет его.

— Родж, — спросил он, откладывая почти нетронутый сэндвич, — ты думаешь, мир перестанет вертеться, если мы потеряем заказы у Шарпа?

— Мир-то не перестанет, — буркнул Роджер, наливая себе пива, — но я? Мне еще семнадцать лет из двадцати выплачивать рассрочку, и мои двойняшки, уже видят себя в Бриджтонском училище. И у тебя своя рассрочка, свой ребенок, да еще старый «ягуар», на котором ты когда-нибудь свернешь себе шею.

— Да, но производство…

— Подавится твое производство! — рявкнул Роджер, стукнув стаканом о стол.

Компания из четырех человек, сидящая за соседним столом, даже зааплодировала.

Роджер с признательностью помахал им и опять повернулся к Вику.

— Ты отлично понимаешь, что, потеряв заказы Шарпа, мы пойдем ко дну и не булькнем. С другой стороны, если в следующие два года нам что-нибудь достанется, то мы сможем вписаться в бюджет туристского ведомства или еще куда-нибудь. Это лакомый кусок. Можно, конечно, распрощаться с Шарпом и его вонючими кашами, но это будет значить, что глупые поросята сами выбежали из прочного дома прямо в пасть злому серому волку.

Вик молчал и думал, глядя на свой недоеденный сэндвич. Все это было невесело, но он не боялся невеселых мыслей. Больше всего его донимала полная абсурдность ситуации. Это было как гром с ясного неба. Он, Роджер и «Эд Уоркс» ничего не сделали, чтобы это случилось, и Роджера это тоже угнетало; он мог прочитать это на его круглом лице, которое не выглядело таким бледно-серьезным с тех пор, как они с Элсией потеряли своего малыша Тимоти, когда тому было девять дней. Через три недели после этого Роджер наконец сорвался и зарыдал, закрыв руками свое толстое лицо в таком безутешном тоне, что у Вика сдавило сердце. Но тихая паника, поселившаяся в его глазах теперь, была не лучше.

Гром с ясного неба то и дело гремит в рекламном бизнесе. Большой корабль, вроде агентства Эллисона, ворочавшего миллионами, мог его выдержать. Маленький, каким было «Эд Уоркс» — не мог. На одной чаше их весов лежало много мелких яиц, а на другой — одно большое, заказы Шарпа; и теперь осталось только ждать, рассыпятся ли прочие яйца, если убрать это большое. Их вины в этом не было, но это уже никого не интересовало.

Вик с Роджером сработались еще в агентстве Эллисона, шесть лет назад Вик, высокий, худой и довольно тихий, образовал необходимое «инь» к шумному и жизнерадостному «ян» Роджера Брикстона. Они сошлись и в личном плане, и в профессиональном. Первое совместное дело было небольшим — журнальная реклама кампании помощи больным церебральным параличом.

На скромном черно-белом плакате изображался маленький мальчик на костылях, стоящий у бейсбольного поля с не то чтобы печальным, но каким-то безучастным лицом. Почти довольным. Подпись гласила: «Билли Беллами никогда не возьмет в руки биту». Ниже: «У Билли церебральный паралич». И еще ниже: «Поможете ему?»

Они получили ощутимый гонорар. Семьи Вика и Роджера были довольны. Еще полдюжины успешных проектов — и они разработали далеко идущий план; причем Вик в этом тандеме был автором концепций, а Роджер взял на себя роль исполнителя.