— Слушай, — с чувством сказал он, — это какая-то ошибка, и совет ее исправит. Я уверен. Многим ребятам пересматривали назначение. Такое постоянно происходит, и их всех распределяют.

— Ты слышал, чтобы это случилось с кем-нибудь из нашего выпуска? Или из предыдущего?

— Может, и нет, — сказал Тигр. — Но если они собирались тебя исключить, зачем бы тогда совету пересматривать это решение? Должно быть, кто-то за тебя воюет.

— Не забудь, в том совете — Черный доктор Таннер, — сказал Дал.

— Он там не один. Все будет в порядке. Вот увидишь.

— Надеюсь, — сказал далеко не убежденный Дал. Он направился было к очереди, но потом обернулся. — А тебя-то куда послали? На какой корабль?

Тигр поколебался.

— Меня еще не распределили. Я улетаю. Но ты обо мне еще услышишь.

Из громкоговорителя заревел сигнал начала посадки. Высокий землянин, похоже, собирался что-то добавить, но Дал повернулся и зашагал к очереди на челнок. Десятью минутами позже он уже был наверху, а затем крошечный самолетик распростерся в черном ночном небе и направил игольно-острый нос на запад.

Он попытался уснуть, но не смог. Путешествие на челноке из Филадельфии в Больницу Сиэтл длилось почти два часа, поскольку пассажирский корабль останавливался в Больнице Кливленд, Эйсенховер-Сити, Нью-Чикаго и Больнице Биллингс. И даже задремать Далу не помогли ни пневматическое сиденье, ни ночной колпак. Стояла одна из тех безукоризненно ясных ночей, какие теперь, когда так хорошо управляют погодой, часто бывают в середине лета; звезды сверкали на фоне бархатного черного занавеса над головой, и не было ни облачка над всем Североамериканским континентом. Дал неотрывно смотрел вниз, на мешанину подмигивавших ему снизу огней.

Под ним проплывали большие города, больницы, исследовательские и учебные центры, жилые районы и базы снабжения Земли-Больницы, медицинского центра могущественной Галактической Конфедерации, стоявшего на страже здоровья тысячи разумных народов, живших на тысяче планет тысячи дальних звездных систем. Он знал: здесь возвышалась башня из слоновой кости галактической медицины, отсюда проистекала медицинская помощь Конфедерации. Отсюда, из громадных больниц, исследовательских центров и медицинских школ, врачи Земли-Больницы отправлялись во все уголки галактики. Они работали в постоянно действующих дальних клиниках, на гигантских больничных космических кораблях, обслуживавших большие участки галактики, и на Патрульных кораблях Общей Практики, скитавшихся от одной звездной системы к другой, и всегда и везде откликались на призывь о медицинской помощи от множества планет и племен.

Дал провел на Земле-Больнице восемь лет, и все еще оставался здесь посторонним. Это была чужая ему планета; тысячи особенностей отличали ее от того мира, где он родился и вырос. Сейчас ему вспомнилась отчизна, вторая планета горячей желтой звезды, которую земляне назвали «Гарв», потому что не могли произнести ее полное имя на «гарвианском» языке. Невообразимо далекий, и вместе с тем находящийся всего в нескольких днях пути от Земли благодаря межзвездным двигателям, изобретенным его народом тысячи лет назад, Гарв II отличался не только теплым климатом, но был горячим местечком еще и в переносном смысле: там находилось «торговое сердце» галактики и располагалась штаб-квартира Галактической Конфедерации Миров. Дал помнил о прожитых на родине днях, и как много раз ему отчаянно хотелось снова оказаться дома!

Он вытащил из кармана своего пушистого розового Друга и пристроил себе на плечо, чувствуя, с каким удовольствием трется о его шею маленькое молчаливое существо. Дал знал: он сам решил прилететь сюда, и, кроме себя, упрекать ему некого. Его собратьям не давалось искусство врачевания. Их больше интересовали торговля и политика, а не биологические науки, и многие века, до тех пор, пока Землю-Больницу не приняли кандидатом в члены Галактической Конфедерации, по родной для Дала планете проносился мор за мором.

Но сколько Дал себя помнил, он всегда хотел стать врачом. С тех самых пор, когда он увидел, как приземляется в его родном городе Патрульный корабль Общей Практики, чтобы сразиться с мором, тысячами косившим народ Дала, он знал, чего хочет больше всего: стать врачом Земли-Больницы, оказаться в шеренге медиков, стоявших на страже здоровья галактики.

Многие на Земле с самого начала пытались остановить его. Он был гарвианин, чужой для людей Земли и непривычный к ее климату. Физические различия между землянами и гарвианами невелики, но как раз достаточны, чтобы обособить его и чтобы безошибочно распознать в нем чужака. На руках у него недоставало по одному пальцу, вес его тощего и длинного тела едва достигал девяноста фунтов, а покрывавший всего Дала — кроме лица и ладоней — нарядный серый мех, как назло, стал длиннее и гуще, едва обладатель этого меха попал в сравнительно холодный климат Земли. Строение лицевых костей придавало его щекам и носу плоский вид, а бледносерые глаза выглядели необычайно большими и задумчивыми. И хотя давно известно, что земляне и гарвиане одинаково разумны, его товарищи по учебе все равно, основываясь на его внешности, воображали, что он либо необыкновенно умен, либо необыкновенно глуп.

Пропасть между ним и людьми Земли пролегала, однако, за пределами одних лишь физических различий. Ведь земляне, отличаясь друг от друга цветом кожи, типом лица и ростом, тем не менее, не выказывают взаимного неприятия. Отчужденность Дала крылась глубже. Его однокурсники вели себя достаточно вежливо, и все же, за одним-двумя исключениями, старательно избегали его общества. Их несомненно возмущало его присутствие в аудиториях и лабораториях. Они явно чувствовали, что рядом с ними медицину изучает чужой.