Ретобон угрюмо молчал, опершись обеими руками на тяжелый меч.

— Если хочешь, — продолжал Тордул, — можешь прямо сейчас собрать свое храброе войско и…

— Ты ничего не сказал про голубое серебро, — перебил его юноша с копной жестких светлых волос.

Тордул посмотрел на него.

— Ага, это ты, Нирул, — сказал он. — Клянусь Нетоном, я рад, что ты жив. Теперь ты сможешь рифмовать все, что вздумается. Никто не станет совать нос в твои пергаменты.

Нирул с сомнением покачал головой.

— Сладко поешь, Тордул. Я слишком хорошо знаком с носом твоего папаши.

— Да пойми ты, времена переменились. Я сам слышал, как Павлидий говорил толстяку Сапронию: «Выгоню, если будешь следовать старым образцам. Давай что-нибудь новенькое».

— Скажи своему отцу, что у меня есть кое-что новенькое, — вызывающе сказал Нирул. — Поэма о том, как мы подыхали на руднике голубого серебра. О том, как моего отца заставили отречься от сына, как затравили до смерти мою мать…

— Я тебя хорошо понимаю. Нирул. Но пойми и ты, теперь все пойдет по-новому. Может, не сразу, но пойдет. Я много говорил с отцом о голубом серебре. Не простая это штука — единым духом отменить Накопление, на котором столько лет стоял Тартесс. Народ этого не поймет. Здесь придется действовать постепенно.

— Ты, как я посмотрю, ходишь в главных советниках, — язвительно сказал Ретобон. — Уж не назначил ли тебя папаша верховным жрецом?

— Нет, — спокойно ответил Тордул, — эту должность Павлидий пока сохранил за собой. Так вот. Отец предлагает вам мир. Не такое сейчас время, чтобы драться между собой: с суши Тартессу угрожают гадирцы, а с моря карфагеняне. Они выжидают, чтобы мы тут передрались насмерть, а потом Тартесс сам падет в их руки, как спелое яблоко с дерева. Перед лицом такой опасности мы должны сплотиться.

— Иначе говоря, сдать оружие? — Ретобон осклабился.

— Не сдать, а повернуть против общего врага. Командование отрядом останется за тобой, и никто из рабов не понесет наказания, им будут платить как воинам. Если ты проявишь доблесть в боях с гадирцами, то будешь произведен в блистательные.

— Почему уж сразу не в светозарные?

— Не до шуток, Ретобон. — Тордул сердито сдвинул брови. — Хорошенько подумай, поговори с людьми. Павлидий не хочет лишней крови, он рассудил по-государственному. И только одно у него условие: вы должны выдать сумасшедшего, который называет себя Эхиаром.

Ретобон переглянулся с Нирулом, невесело улыбнулся.

— Недорого просит Павлидий, — сказал он. — За одного сумасшедшего — свобода для всех, а мне — серебряные пряжки блистательного.

— Недорого, — согласился Тордул.

— Значит, так, — заключил Ретобон. — Выдать проходимцу законного царя Тартесса. А когда с нашей помощью вы одержите победу, нас переловят, как кроликов, — ведь на каждом из нас выжжен рабский знак. И не миновать нам нового рабства. Верно я говорю? — он повысил голос и оглядел своих помощников.

— Послушай! — закричал Тордул, выкатывая глаза. — Заклинаю тебя прежней дружбой — забудь обиду! Ты пострадал от верховного жреца Павлидия, но царь Павлидий будет милостив к тебе. Сейчас не время для обид: Тартесс в опасности!

— Не верю я Павлидию! А тебе — еще меньше, предатель! Уходи!

Тордул круто повернулся, пошел к лесной опушке.

— Эй ты, блистательный! — крикнул вслед Ретобон. — Верно ли говорят, что твой отец отравил Аргантония?

Погруженный в мрачное раздумье, Тордул прошел галерею Венценосной Цапли и через зал Серебристого Овна направился к царским покоям. У колоннады стояла группа придворных, от нее отделился Сапроний и побежал навстречу Тордулу. Толстое брюхо его тряслось, прыгали подбородки.

— Заступись за меня, блистательный Тордул, — задыхаясь, проговорил он. — Это все наветы Кострулия…

— В другой раз. — Тордул попытался обойти толстяка, но тот вцепился в его гиматий.

— Когда я читал оду на восшествие Ослепительного Павлидия, — быстро заговорил Сапроний, — все слушали с восторгом, да, с восторгом. Я сам видел у многих слезы на глазах. А злопакостный Кострулий слушал и загибал пальцы — считал слоги…

— Говори короче, мне некогда.

— И он расчислил по слогам, что имя «Павлидий» вставлено в оду вопреки размеру. Будто бы по размеру стиха получается «Миликон»…

— Не надо заготовлять оды впрок, — посоветовал Тордул.