«Какая же я была непроходимая дура, – думала она, трясясь на луке седла, больно врезавшейся ей в бедра, и едва дыша от того, что Адриен изо всей силы прижимал ее к себе. – Как я позволила так легко заморочить себе голову их сладкими речами, шелковой лестью и проявлениями якобы искренней любви?»

Тут она вспомнила, как Адриен занимался с ней этой самой любовью, все его жесты, его гладкую ложь, – и ее пронзила такая боль, что даже слезы не способны были бы принести облегчения. «Наверное, я вообще отныне не смогу плакать, – думала она. – Сердце мое закаменело, да может, оно и к лучшему Я больше не хочу разочарований. Привязанности, чувства, любовь – все это делает нас уязвимыми для предательства. Я должна защитить себя, и ни за что не позволю такому повториться».

Казалось, они проехали уже многие мили, внедряясь в самые глухие уголки болот, о существовании которых Кэтрин и не подозревала. Дикие, неосвоенные и опасные, они были обиталищем для птиц, змей и этих огромных, с бугристой кожей жителей темных глубин – чудовищных рептилий.

– Куда мы едем? – наконец не выдержала Кэтрин, обернувшись и стараясь заглянуть Адриену в лицо.

– Тут есть старая пристань. Мы почти добрались до нее. Не беспокойся, ch'erie, там нас никто не побеспокоит, – отвечал он с едва заметной улыбкой. – Мы укроемся там, и я обещаю тебе, что ты не заметишь, как пролетит время, ведь я постараюсь показать, до какой степени ты принадлежишь мне.

Он прижал ее к себе еще больнее, наклонился, и она почувствовала, как его губы коснулись ее шеи. И даже теперь ее кожа отозвалась на этот поцелуй – даже теперь, когда она прекрасно знала, кто же он есть на самом деле: развращенный, высокомерный, аморальный, – и все же обладающий властью привязывать к себе сердца женщин, и оттого особенно опасный.

Они подъехали туда, где русло ручья расширялось и на одном из его берегов возвышалась деревянная лачуга и полуразвалившиеся мостки. Когда-то все сооружение содержалось в порядке и было заботливо разукрашено: Ладуры развлекались здесь, когда им хотелось покататься на лодках. Теперь здесь царили разруха и запустение. Провал двери зиял словно черная пасть, из которой несло зловонием. Никогда в жизни Кэтрин не ощущала себя такой одинокой и заброшенной. «Возможно, именно в этой лачуге мне суждено кончить свои дни», – подумала она, и холодок пробежал по ее спине и пронзил сердце.

– Мы умрем от голода, – пыталась протестовать она, пока Адриен соскакивал с седла и снимал с лошади ее.

Он усмехнулся, и в глазах его загорелось опасное безумие.

– Не бойся. Я как раз недавно доставил сюда припас, пока отдыхал с тобою в «Краю Света». Если только хижину не обокрали, здесь должно быть полно провизии. Сюда никто не сует свой нос. Местные считают это место проклятым.

– Но почему ты сделал это еще тогда? – «Выходит, он собирался затащить ее сюда еще в те дни, когда между ними не было размолвок?»

Он еще крепче обнял ее, так что ее грудь прижалась вплотную к его груди, и она вдруг осознала, что стоит здесь почти голая – на ней лишь тонкая ночная рубашка да домашние туфли, насквозь промокшие на топкой тропинке.

– Потому, что здесь мы могли бы временами замечательно уединяться, – отвечал он, и его руки задрожали от неестественных, ужасных вожделений, о существовании которых Кэтрин боялась даже помыслить. – Ты слишком своенравна, Кэтрин, и я должен сломить этот бунтарский дух. Как моя невеста и в самом скором времени моя жена, ты обязана повиноваться любому моему приказу, а иначе ты будешь наказана.

– Адриен, отпусти меня, – взмолилась она, кляня себя за такое малодушие. – Давай договоримся по-хорошему? Я уверена, что никто не станет чинить зла твоей матери, а если тебе так уж нужны эти деньги – то и это можно устроить.

Он лишь тряхнул своей темнокудрой головой, его отвратительная сущность еще ярче проступила на его лице после бессонной утомительной ночи.

– Нет, дорогая. Ничто не удовлетворит меня, кроме подчинения моей воле. Мы с тобой поженимся, в этом можешь не сомневаться. А уж после свадьбы я буду волен обходиться с тобою так, как мне заблагорассудится.

И он поволок ее в сторону хижины. Кэтрин, которой в этот момент в большей степени владел гнев, нежели страх, принялась вырываться и сопротивляться изо всех сил, ей даже удалось попасть каблуком ему по голени, и она со злорадством услыхала, как он взвыл от боли. В ответ, однако, она получила такой удар, что упала наземь, а от боли на глазах у нее выступили слезы.

В этот самый момент из чащи выскочил Деклан.

– Оставь ее, Ладур, – приказал он. Он был без шляпы, пот заливал гневное лицо, а взгляд не обещал ничего хорошего.

Адриен развернулся, рука, обхватывавшая ее талию, сжалась так, что ей стало больно.

– Черта с два!

– Отпусти ее! – Деклан навел винтовку на грудь Адриену.

Его хватка ослабла, и Кэтрин тут же вывернулась.

– Почему бы вам не пристрелить его? – выпалила она, стараясь отодвинуться подальше. В глазах у нее было красно от ярости, она жаждала крови.

Рот Деклана скривила жестокая ухмылка:

– Это было бы слишком просто. Пусть станет ко мне лицом. Я никогда не был убийцей.