И вот теперь Пэтси жалуется на то, что Джеральд, по-видимому, изменяет ей.

Холли стала машинально утешать ее, но Пэтси ядовито ее прервала:

– Я так и знала, что ты это скажешь. По правде говоря, Холли, ты всегда витала в облаках. Ты никогда не видишь реальности. Неудивительно, что ты до сих пор не замужем, что напоминает мне… А знаешь, кто купил Холл?

Холли ждала, ее лицо было спокойным и, она надеялась, бесстрастным. Она чувствовала, что момент продажи приближается, и ощущала это все последние дни, по сути с тех пор, когда Роури, привезя удобрение для роз, невзначай обронил, что Холл продан и знаете – кому? Он был на десять лет ее моложе и, конечно же, не мог знать, а тем более помнить, что когда-то она и Роберт Грэхэм «гуляли вместе», и Холли считала, что они будут помолвлены, а затем поженятся. Что она уже выбрала имена двум первенцам… что она живо представляла себе их совместную жизнь… что она верила, когда Роберт говорил, что любит ее… верила, что, когда они были любовниками, их физический союз значил намного больше, чем просто слияние двух тел. Ее рот слегка скривился в насмешке над собой, а глаза потемнели при воспоминании о боли, которую она испытала, когда Роберт сказал ей, что собирается в Америку – писать диссертацию по исследованию бизнеса… О той ночи, когда он дал ей понять, что она была лишь кратким эпизодом в его жизни, способом скоротать долгие летние месяцы, прежде чем он отправится по настоящему делу для осуществления намеченного плана жизни. Все, о чем она мечтала, – замужество, дети – все было связано с ним, однако у него были совершенно иные представления.

Он уставился на нее в полном непонимании, когда Холли попыталась выразить свои чувства, не веря тому, что он говорит, что он способен на подобное и что, как только в конце месяца он уедет в Гарвард, их отношения прекратятся.

– Брак? Но тебе всего восемнадцать. Ты в сентябре пойдешь учиться в университет. Ты слишком молода.

Ты слишком молода! Как ловко и обоснованно он использовал ее возраст против нее же самой, освобождая себя от всякой вины… от всяких угрызений совести.

Сейчас она тоже невольно соглашалась с тем, что была слишком неопытна для его игры в обычный секс, слишком потрясена, слишком оскорблена… слишком переполнена чувствами, чтобы напомнить ему слова любви, которые он шептал ей, когда держал ее в своих объятиях, напомнить, с какой страстью они занимались любовью… напомнить, что в свои восемнадцать она была слишком наивна, чтобы различать мужскую потребность в сексе и непреодолимое женское желание любить и быть любимой.

Теперь, когда от той наивной девочки ее отделяли целые десять лет, она спокойно ждала с серьезным выражением лица, когда Пэтси выплеснет свою информацию, и она никак не выдала своего волнения, когда Пэтси наконец произнесла с важным видом:

– Роберт Грэхэм вернулся. Я думала, что нужно тебя предупредить…

– Предупредить! – вежливо переспросила Холли, позволив себе выразить удивление. – О чем?

– Ну… ну о том, что он приехал, – ответила Пэтси, слегка растерявшись. – Я вспомнила, как ты переживала, когда он бросил тебя. Я, помнится, сказала накануне своим, что вы с Робертом поженитесь, когда тебе исполнится двадцать один…

Подавляя свои истинные чувства, Холли пыталась казаться невозмутимой и поэтому улыбнулась. В конце концов, отметила она с горькой иронией, уроки того, как держаться на публике, которые она взяла по настоянию своего советника, не прошли даром.

– Боже мой, Пэтси, это было десять лет назад. Неужели ты до сих пор думаешь, что мое детское увлечение Робертом Грэхэмом по-прежнему имеет для меня значение? Я даже с трудом помню, как он выглядит. Ему сейчас, наверно, далеко за тридцать.

Ей удалось сказать это так, будто Роберту оставалось всего ничего до пенсии, а ее улыбка и то, как она передернула плечами, должны были означать, что сейчас она испытывает лишь веселье и снисхождение при мысли о своем детском увлечении.

Пэтси раскрыла в изумлении рот.

– Ты хочешь сказать, что тебя это не волнует?

– Что не волнует? – поинтересовалась Холли, разглаживая несуществующую складку на костюме. Сочетание светло-желтого шелка с подкрашенными светлыми волосами казалось ей чересчур броским, но ее консультантка по связям с общественностью настаивала, что в интересах бизнеса она должна иметь имидж, который другим женщинам не только мог быть близок, но и к которому они могли стремиться.

– Но это не мое, – попробовала она протестовать.

– Будет твое, – решительно возразила Элен Гаррисон. – Будет. – И она сдалась, большей частью потому, что понимала, как обязана всем тем, кто помогал ей, когда она еле сводила концы с концами, а не потому, что ей это было нужно.

– Мы не пытаемся тебя изменить, – добавила Элен уже мягче. – Мы просто стараемся подчеркнуть твои достоинства.

Действительно, они не изменили ее. Только иногда ей хотелось…

– То, что Роберт вернулся… – продолжала Пэтси. – Я думала, он уехал навсегда. Из газет я поняла, что он занимает высокое положение и все такое прочее, так что я никогда бы не подумала, что он захочет вернуться и жить здесь. Всякий раз, когда о нем пишут, он собирается лететь куда-то на край света, чтобы встретиться с одним из своих клиентов. Консультант по менеджменту… ему сам Бог бы велел жить в Нью-Йорке или Лондоне.

В ее голосе звучало неудовольствие от того, что кто-то, кто мог вести столь яркий образ жизни, собирался похоронить себя в тихой английской деревушке. Лично для Холли не было ничего хуже, чем жизнь в огромном безликом городе… Но ведь она – не Пэтси. Она и не Роберт Грэхэм, и, хотя не собиралась говорить этого вслух, ей тоже было удивительно, что он решил обосноваться здесь, в деревне.

В одном, правда, Пэтси ошибалась… Он уже давно не колесил по свету, встречаясь с клиентами, его репутация и положение в эти дни были таковы, что сами клиенты приезжали к нему, и он больше не был тем, кого нанимают миллионеры. Он сам был таковым.