Я не люблю запертых ворот, опущенных решеток, поднятых разводных мостов. Не люблю стоять дурень дурнем перед смердящим рвом. Ненавижу надрывать глотку, отвечая невнятно кричащим из-за частокола и амбразур кнехтам, не понимая, то ли они меня кроют непотребными словами, то ли насмехаются, то ли спрашивают, как зовут.

Я ненавижу сообщать имя, когда мне не хочется его сообщать.

На этот раз все устроилось как нельзя лучше: ворота были открыты, решетка поднята, а опирающиеся на алебарды кнехты не шибко усердны. Еще лучше было то, что человек в бархате, встретивший нас во дворе, поздоровался с Бранвен и удовольствовался несколькими ее словами, меня ни о чем спрашивать не стал. Он галантно подал Бранвен руку и придержал стремя, галантно отвел взгляд, когда, слезая, она показала из-под юбки лодыжку и колено, галантно дал понять, что нам надлежит проследовать за ним.

Замок был ужасающе мрачен и пуст. Словно вымер. Было холодно, а черные, давно погасшие камины делали, казалось, тьму еще мрачнее. Мы ждали, я и Бранвен, в огромной холодной зале, среди косых полос света, падающих сквозь стрельчатые окна. Ждали недолго. Скрипнули низкие двери.

Сейчас, подумал я, а мысль взметнулась под черепом белым холодным пламенем, являя на мгновение длинную, бесконечную глубь черного коридора. Сейчас, подумал я. Сейчас она войдет.

Она вошла.

Изольда.

Меня аж что-то дернуло, когда она вошла, засветилась белизной в мрачном обрамлении двери. Хотите верьте, хотите нет, на первый взгляд ее невозможно было отличить от той, ирландской Изольды, от моей родственницы, от Златокудрой Изольды из Ата-Клиат, дочери Диармуйда Мак Кеарбайлла, короля Тары. Лишь если приглядеться, становилась видна разница – волосы чуточку темнее и не завивающиеся в локоны. Глаза зеленые, не синие, более округлые, без того неповторимого миндалевидного разреза. Другое выражение губ. И руки.

Руки у нее действительно были прекрасны. Думаю, она привыкла к тому, что их белизну сравнивают с алебастром либо слоновой костью, однако у меня белизна и гладкость ее рук ассоциировались с горящими в полумраке, разъяренными до прозрачности свечами в гластонберийском «Стеклянном Храме» Инис Витрин.

Бранвен глубоко присела в реверансе. Я опустился на одно колено, наклонил голову и обеими руками протянул Изольде меч в ножнах. Того требовал обычай: я как бы отдавал меч в ее распоряжение. Что бы это ни означало.

Она ответила легким наклоном головы, подошла, коснулась меча кончиками тонких пальцев. Теперь можно было встать. Церемониал разрешал. Я передал меч мужчине в бархате. Того требовал обычай.

– Приветствую тебя в замке Карэ, – сказала Изольда. – Госпожа…

– Бранвен из Корнуолла. А это мой спутник…

М-да, любопытно, подумал я.

– …рыцарь Моргольт из Ольстера.

О Луг и Лир! Я вспомнил. Бранвен из Тары! Ну конечно! А позже – Бранвен из Тинтагеля. Она. Конечно, она.

Изольда молча смотрела на нас. Наконец, сложив свои прекрасные белые руки, хрустнула пальцами.

– Вы от нее? – тихо спросила она. – Из Корнуолла? Как добрались? Я каждый день высматриваю корабль и знаю, что он еще не прибыл к нашим берегам.

Бранвен молчала. И я, конечно, тоже не знал, что ответить.

– Говорите, – сказала Изольда. – Когда приплывет корабль, которого мы ждем? Кто будет у него на борту? Каким будет цвет паруса, под которым к нам прибудет корабль из Тинтагеля? Белым? Или черным?

Бранвен не отвечала. Изольда Белорукая кивнула в знак того, что понимает.

Я ей позавидовал.

– Тристан из Линессе, мой супруг и господин, – сказала Изольда, – тяжело ранен. Когда он бился с графом Эстультом л’Оргилом и его наемниками, ему лянцей пробили бедро. Рана изнуряет его… и не заживает… Никак…

Голос Изольды надломился, прелестные руки задрожали.

– Много дней Тристана бьет лихорадка. Он часто бредит, теряет сознание, никого не узнает. Поэтому я постоянно нахожусь при нем, ухаживаю, лечу, пытаюсь смягчить его страдания. Однако моя неловкость и неумение вынудили Тристана послать моего брата в Тинтагель. Вероятно, мой супруг считает, что в Корнуолле легче найти хороших лекарей.

Мы молчали. Я и Бранвен.

– Однако от моего брата все еще нет вестей, все еще не видно паруса его корабля, – продолжала Изольда Белорукая. – И вот вдруг, вместо той, которую ждет Тристан, являешься ты, Бранвен. Что привело тебя к нему? Тебя, служанку и наперсницу Златокудрой королевы из Тинтагеля? Может, ты привезла чудодейственный эликсир?

Бранвен побледнела. Я почувствовал неожиданный укол жалости. Потому что по сравнению с Изольдой – стройной, высокой, такой воздушной и преисполненной достоинства, таинственной и невыразимо прекрасной – Бранвен выглядела простой ирландской крестьянкой, круглолицей, грубоватой, крутобедрой, с все еще беспорядочно курчавящимися после дождя льняными волосами. Хотите верьте, хотите нет – мне было ее жаль.