— Если бы ты только умел так ловить, как рассказываешь! — вздохнул сын.

К концу первого часа леска, пропущенная через колокольчик одной из донок, слегка дернулась. Толчок был такой слабый, что колокольчик не только не звякнул, он едва шелохнулся. Я подождал немножко, подсек и вытащил донку. За один из четырех крючков зацепился крошечный окунек. На него было больно смотреть.

Часом и двумя плотвичками позже сын демонстративно заснул, положив под голову рюкзак. Я сидел, уставившись в неподвижные колокольчики. Стало совсем тепло. Миллиарды солнечных бликов неторопливо купались в заливчике, переворачиваясь с боку на бок. С противоположного берега ветерок приносил обрывки игрушечного голоска, певшего про Арлекино.

Внезапно в этот теплый и дремотный мир ворвалось тарахтение лодочного мотора. В заливчик влетела «казанка» с «вихрем», описала плавную дугу и, чихнув, замолкла где-то неподалеку. Хотелось верить, что навсегда.

Минут через двадцать я услышал чьи-то шаги и обернулся. Из крапивных джунглей вышел мрачноватого вида человек лет двадцати пяти тридцати, аккуратно перешагнул через моего сына и подошел ко мне.

— Доброе утро, — сказал я.

Должно быть, человек уловил в моем приветствии какой-то упрек, потому что пристально посмотрел на меня, едва заметно пожал плечами и сказал:

— Доброе утро. Как успехи?

— Так себе, — неохотно пробормотал я, — не о чем особенно говорить. Окуньки, плотвички, одни подлещик, которого правильнее было бы назвать субподлещик…

— Как вы сказали? Субподлещик? — Незнакомец вдруг улыбнулся: — Отличное словечко! Субподлещик. Субподрядчик.

Теперь незнакомец казался мне уже симпатичным: живые, смеющиеся глаза, приятные черты липа.

— Позвольте представиться, — сказал человек, который сумел оценить моего субподлещика, — Павел Пухначев, сотрудник здешней районной газеты. Разрешите пригласить вас позавтракать, тем более, похоже, я распугал мотором всю рыбу.

— Спасибо, — сказал я и отметил, что человек мне нравится еще больше: во-первых, мне давно уже хотелось есть, а во-вторых, он снимал с меня ответственность за плохой улов. Спасибо. Принимаю ваше приглашение с благодарностью. Позвольте и мне представиться. — Я назвал себя и церемонно наклонил голову.

Я разбудил сына, и мы пошли к еще одной прогалинке. Привязанная к кривой ольхе, у берега сонно ворочалась старенькая «казанка». Внезапно в лодке что-то сильно дернулось, сочно шлепнуло.

— Что это у вас там? — спросил я.

— Да ничего, поймал кое-какую мелочь…

— А можно посмотреть? — спросил сын.

Мы подошли к «казанке». На деревянном настиле лежали три бурых длинных полена. Внезапно одно из них сжалось пружиной, подпрыгнуло, распрямилось, и я понял, что поленья — здоровенные, килограммов по пяти—шести, щучины. Последний раз я видел таких в книжке «С блесной на хищных рыб».

— О-о-о! — восторженно затрубил сын, бросил на меня быстрый иронический взгляд, и я понял, что сейчас он мысленно сравнивает моих анемичных крошечных плотвичек и этих великолепных хищников. Остатки моего родительского авторитета гибли под ударами щучьих хвостов.

— Потрясающие щуки, поздравляю, — сказал я. — А что-нибудь еще поймали?

— Да вот несколько пелядей, это ведь наша, так сказать. местная гордость.

Павел достал из-под скамейки две пузатые серебряные рыбины, которые могут являться такому рыболову, как я, только во сне.

— Могу поделиться, — сказал он.

— Спасибо, — выдохнул сын, прежде чем я успел открыть рот.

Наверное, он уже представлял, как будет идти сквозь палаточное туристское население, небрежно неся в руке серебряную красавицу. А сопровождать его будут восторженные и завистливые взгляды.

— Вы просто виртуоз, — сказал я.

Я даже не завидовал его улову. Завидовать можно чему-то соизмеримому с тем, что есть у тебя. Если бы он показал мне десять окуньков граммов, скажем, по сто, я бы, наверное, возненавидел его…

— Да что вы! Я просто знаю здесь каждую яму, каждое место, где стоит крупная рыба. Я ведь вырос здесь… Ладно, давайте завтракать. С рыбой возиться — дело долгое, а вот крутые яйца, хлеб с маслом и кофе из термоса к вашим услугам.

— Скажите, только честно и не обижаясь, вы пригласили нас потому, что вам не хотелось есть одному, или вам хотелось похвастаться? Только, еще раз повторяю, честно, потому что я литератор, и мне это интересно…

Павел быстро взглянул на меня и улыбнулся:

— Ну, раз вы литератор, обманывать не буду и то и другое. А что вы пишете?

Я сказал, что пишу в основном фантастику, назвал несколько своих книг. Павел виновато пожал плечами:

— К сожалению, не слышал… — Он нахмурился и принялся молча есть.

Странно, подумал я, как будто я его ничем но обидел.

Внезапно он внимательно посмотрел на меня, чуть наклонив голову набок, словно оценивал, и усмехнулся:

— Скажите, вот вы, писатели-фантасты, выдумываете разные необыкновенные вещи, всякие там роботы, вечные двигатели, описываете инопланетян и прочие занятные штуковины. Прекрасно. А как бы, интересно, реагировал писатель-фантаст, сам встретив нечто необычное? Так же недоверчиво, скептически, как большинство людей, или он в большей степени готов к встрече с тайной?