Это могло произойти, как я думал, если моим рекомендателем будет человек уважаемый, снискавший себе славу и почет своими бальными успехами.

Привычка выражаться фигурально меня погубит.

Мой выбор пал на В. В. – это был, да и есть сейчас, очень известный литератор, в котором я угадывал некое родство – если не душ, то литературных устремлений – тогда еще необъяснимое. Главное – он хорошо писал. То есть, мне нравилось, как он писал – честно, мужественно и иронично. Его книги интересно было читать, потому что он до многих вещей доходил сам. Собственно, в этом и была первая черточка нашего родства, как я понял потом. Он попал на полочку литераторов с полочки моряков, причем ухитрился как бы остаться на последней, а вернее, объединить их в одну, поскольку замечательно совмещал две профессии.

Он был плавающим писателем, или пишущим моряком.

И то, и другое неточно.

Если бы мы не вышли из эпохи новых словообразований типа «колхоз», то В. В. можно было бы назвать «плавписом», или «пишмором» – кому как нравится – подчеркнув этим органическое единство двух его профессий. Мне лично больше нравится «пишмор».

Я не называю его фамилии, потому что о ней легко догадаться и еще по одной причине, которая выяснится позже.

Беда была в том, что В. В. меня не знал, книжек моих не читал и обладал по слухам довольно крутым характером, так что сунуться к нему за здорово живешь представлялось делом не только сомнительным, но и опасным. Можно было запросто схлопотать пару крепких выражений.

Пришлось искать обходных путей и пользоваться услугами третьих лиц, которые сообщили В. В. о моем существовании и желании быть его протеже, если, конечно, он сочтет это возможным.

Мне сказали: звони, он предупрежден.

Я позвонил.

Трубку поднял сам В. В. – я уже знал, что он живет один – и хмуро, как мне почудилось, выслушал мой сбивчивый рассказ о том, что я написал книжку и хотел бы подарить ему, поскольку уважаю и проч., и проч.

– Так в чем дело? – недовольно сказал В. В. – Присылайте.

– Но я хотел бы попросить вас… если возможно… – залепетал я.

– Короче! – отрубил В. В. – Чего вы хотите?

– Чтобы вы ее прочитали! – выпалил я. – И дали мне… рекомендовали бы меня…

– Не-ет! – торжествующе протянул он. – Этого не могу. Мне сейчас некогда.

Я замолчал, не зная, как на это возразить.

– Постойте, как ваша фамилия? – после паузы спросил В. В., будто припоминая что-то.

Фамилия вылетела из меня пулей, причем последние звуки обогнали первые.

– Как-как? Повторите?

Я заставил звуки следовать по порядку.

– А-а… Я вспомнил, мне говорили. Присылайте. Прочту… Позвоните через две недели.

Я судорожно принялся благодарить короткие телефонные гудки.

Через две недели я позвонил снова.

– Ваша книжка мне понравилась, – сказал В. В. – Приезжайте, я напишу рекомендацию.

Нечего и говорить, что я был счастлив.

Был конец марта. Осевшие за зиму сугробы в крапинках копоти еще лежали в городских дворах. Последняя фраза не есть литературное украшение. Сугробы во дворах мне еще понадобятся.

Я стал готовиться к визиту, то есть перечитывать книжки В. В., стараясь представить себе личность автора. И тут следует сказать немного об этих книжках, и вообще, о жанре прозы В. В. и роли в ней его личности, поскольку это занимает меня больше, чем история с рекомендацией. Она, как вы понимаете, составляет лишь сюжетную основу, без которой мне трудно обойтись.

Дело в том, что сочинения В. В. последних лет помимо своих чисто литературных достоинств – точности языка, упругости фразы, ироничности интонации – поражали меня необыкновенной литературной смелостью. Она заключалась в том, что главным героем всех этих книг был сам автор, В. В. – со своей биографией, наружностью, привычками и взглядами.

Казалось бы – что тут особенно смелого?

Так могут спросить люди, не написавшие в своей жизни ни одной страницы, не считая служебных бумаг.

Представьте, что вам нужно написать о себе письмо страниц на пятьсот, но не вашему родственнику или другу, которым вы интересны в силу определенных обстоятельств вашей биографии, а незнакомому человеку, а еще точнее – десяткам тысяч незнакомых людей – и рассказать в этом письме, как вы плаваете по Земному шару, что с вами происходит, какие вам встречаются люди и что за мысли одолевают вас во время ночных вахт.

В. В. делает именно это.

Причем делает так легко и естественно, будто его не заботит мысль о читателе – будет ли он читать? интересно ли ему? по какому, черт возьми, праву он, В. В., позволяет себе такие вольности? – словно интерес к личности автора заранее включен в условия игры как некое правило.

В хоккей играют клюшкой, это такая игра. Никто не пытается оспаривать эту странную условность.

В. В. пишет о себе. Это такая литература.

Ну, конечно – любой писатель пишет о себе. Это аксиома. Но подавляющее большинство авторов искусно маскируется, прячась за выдуманных ими же литературных героев, фантазируя, конструируя сюжет – мало ли есть способов!