И вот передо мной девять тысяч квадратных миль настоящего рая. Фантастичность этого зрелища кружила мне голову: пестрое одеяло маковых полей, сияющих всеми красками — красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Словно радуга рассыпалась осколками по земле. Все прежде зловонные каналы выложены плитами. На дне бывшего озера высились викиапы — разновидность традиционных индейских вигвамов. Только эти строения были не глинобитные, как встарь, а из современных материалом, с применением мрамора, гранита и известнякового туфа. Вымощенные плитняком дороги пересекали во всех направлениях пространство резервации, обнесенной по границам оградой, создающей мощное электромагнитное поле, которое отшвыривало незваных гостей. Если вы умудрялись прорваться к самой ограде, вас парализовывал удар тока.

Главные ворота охраняли апачи — они не тратили время на глупые любезности и говорили только на своем родном языке. С ними я не сумел потрепаться. Только настойчиво повторял «Секвойя». Ребята покалякали пару минут по телефону с кем-то, потом начальник стражи дал мне проводника и усадил в машину на воздушной подушке. Проводник подвез меня к развилке дорог, а затем по узкой дорожке к роскошному викиапу, украшенному зверским количеством мрамора. Он указал мне на широкоплечего парня в набедренной повязке, который грелся на солнышке, прислонившись спиной к мраморной стене. Это был Секвойя.

Я молча подошел к викиапу и уселся рядом с Вождем. Инстинкт подсказал мне, что надо подстраиваться под здешний неспешный темп жизни. Проф сидел как истукан — молча и не двигаясь. Ну и я стал разыгрывать каменного болвана. Правда, мне это надоело до чертиков уже через минуты. Секвойя никуда не торопился, ну и я исправно изображал из себя овощ. Насколько он погружен в мысли о великом прошлом своего народа, я понял но тому, как он лениво повернулся на бок и, не вставая, помочился. После этого опять привалился спиной к стене. Я не последовал его примеру — есть же предел! Медитация медитацией, но у меня с XIX века сохранились кое-какие остатки английского воспитания.

Прошло несколько часов (я одурел таращить глаза, а спать было стыдно), прежде чем Вождь медленно поднялся на ноги. Я даже не пошевелился, пока он не протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я проследовал за ним в викиап.

Внутри просторное жилище было декорировано не менее богато, чем городской вигвам профа. Множество комнат, выстланный плитами пол, кругом кожи и шкуры, ковры, роскошные вещи из серебра, много фарфора. Секвойя не врал: местные краснокожие жили действительно богато.

Он позвал в комнату своих присных — они появились со всех сторон. Папа — величавый, сердечный, в еще большей степени похожий на Линкольна (я всегда подозревал, что в жилах Честного Авраама течет и индейская кровь). Мама — крупная и сдобная, так и хотелось зарыться в нее, если у тебя какие-то неприятности. Сестра — лет шестнадцати-восемнадцати, до того застенчивая, что я так и не сумел ее разглядеть, потому что она не поднимала головы. Двое малолетних братьев, которые сперва обалдели, когда увидели меня, а потом бросились со смехом щупать и теребить — было ясно, что они впервые общаются с белокожим.

Я старался проявить максимум вежливости. Отвесил почтительнейший поклон папочке, поцеловал руку мамочке, поцеловал руку сестричке (после чего она вспыхнула и опрометью выбежала из комнаты), потрепал мальчишек по головам, дал им по монетке и какие-то безделки, выуженные из карманов. Сами понимаете, все это я проделал молчком, не зная ни слова по-черокски. Но, похоже, мои усилия Секвойя оценил положительно, и в его голосе прозвучали дружественные нотки, когда он пояснял своей семье, кто я такой.

Затем я был приглашен к трапезе. Вообще-то индейцы чероки прежде жили в штате Каролина и сохранили кое-что из обычаев прибрежного народа — это сказывалось на обеденном столе: суп из мидий, крупные креветки, кушанья из плодов окры, мамалыга и прочая экзотика. Зато никакой пластиковой посуды, только тончайший фарфор и серебро — не хухры-мухры! Когда я предложил помочь вымыть посуду, мамочка рассмеялась и добродушно выгнала меня прочь из кухни, а сестра при этом покраснела аж до начала грудок. Секвойя прогнал мальчишек, которые с воинственными кличами лазили по мне, как по дереву, и вывел меня из викиапа.

У меня сердце упало: а ну как опять лежать на солнышке! Но Вождь не остановился и зашагал по тропинке с таким уверенно-хозяйским видом, будто ему принадлежала вся резервация. Мы неспешно прогуливались. Легкий ветерок доносил до нас разнообразные ароматы цветущего мака.

Наконец он нарушил молчание:

— Посредством логики. Гинь?

— Нет.

— Тогда как?

— Ну, было много вариантов — и члены Команды в данный момент исследуют все версии, но я спросил у своего сердца — и получил ответ.

— Слушай, Гинь, а как давно у тебя у самого был родной дом, семья?

— Пару столетий назад.

— Бедный сиротинушка.

— Именно поэтому члены Команды так дружны. Мы пытаемся держаться друг за друга. Ведь мы как одна семья. Наша единственная семья.

— И теперь то же случилось и со мной…

Я угукнул.

— Что вы со мной сотворили — сквозь черную дыру протащили?

— Вроде как. Ты теперь один из нас.

— Это словно медленная смерть. Гинь.

— Нет, это длинная-предлинная жизнь.