Шрифт:
— Это хорошо. Наверное, именно о нем сказал нам шеф Барбюс, когда мы прибыли. Инженеры уже на нем работают с самого нашего прибытия.
— Но ты же сказал, что они ждут?
— А как же иначе! — возмутился Урсис. — Сейчас корабль должен быть уже полностью открыт. Когда ты дашь «добро», тут же начнется установка!
Тем временем продолжавшийся налет принес мало вреда военной машине Авалона, хотя жертвы среди гражданского населения продолжались. Второй удар уже нес на себе признаки плохой подготовки — некоторые рейдеры подошли без эскорта истребителей и наоборот, что имело для атакующих весьма неприятные последствия. Третий — и главный — удар был осуществлен силами 150 рейдеров с эскортом истребителей, направлявшимися на Авалон. По пути на них дважды нападали «Звездные Огни» и «Непокорные», но они продолжали путь, приближаясь к цели, пока не налетели на небольшую эскадрилью, которую вел Брим на первом из, «Звездных», оборудованных кристаллами. И в этой точке началась бойня. В тот миг, когда облачники в Эффервике включили лучи наведения, Брим перехватил один из них и быстро проследовал до пересечения. Там он взял на полкленета в сторону, кружа вокруг точки пересечения, запитав все четырнадцать разлагателей. Через мгновение рядом мелькнул здоровенный «Крайссель-ШК», и не успел он даже открыть огонь, как практически исчез в полном бортовом залпе имперского истребителя, наведшего все четырнадцать разлагателей точно на цель!
Под дикие крики радости в голосовой связи — которые Брим не нашел в себе жестокости прекратить — он пошел по второму лучу до пересечения и вызвал другого «Звездного» сидеть в засаде, а сам пошел по третьему. Быстро действуя, он расположил по двум пересечениям еще два «Звездных» и успел еще на одно как раз вовремя, чтобы перехватить пятого облачника и испарить его гигантским клубом радиационного пожара и вертящихся осколков, а уцелевшие стали панически беспорядочно палить по всему, что им мерещилось на фоне космоса, и бросились в бегство. Впервые за все время с прибытия на Авалон Брим возвращался на Порт 30 с улыбкой на лице. У защитников Империи появился шанс. Завтра не менее пятнадцати командиров эскадрилий полетят в бой, имея приемники лучей на борту.
Древний военный корабль, несущий на борту низложенного Набоба Флюванны его главную наложницу Реддисму и большую часть их двора, появился над городом, идя на посадку, всего несколькими метациклами позже третьего налета. Кто-то весьма влиятельный из Ставки Императора приказал снабдить корабль необычно большим эскортом, и на такой сильный конвой не было ни одной попытки нападения.
После головокружительного полета на шаттле с Порта 30 к остаткам Большого Имперского Терминала на озере Мерсин Брим прибыл на встречу с прекрасной — очень беременной — бывшей любовницей к самому люку, когда она входила в главный зал космопорта. Но ему пришлось подождать, пока окончится «официальная» церемония приветствия.
Первым из корабля вышел Мустафа, Набоб, которого встречал принц Онрад, члены его Ставки, а также Удам Бейяж, всем своим видом выражавший поддержку низвергнутому монарху. После произнесенных обоими императорами речей высочайшей свите пришлось пробираться через обломки, которые были разбросаны повсюду, и когда они рассаживались по лимузинам, бригады вымазанных в пыли рабочих уже снова запустили шумные подметальные машины, продолжая чистить главный зал. Бесконечные толпы пассажиров шли и шли по огромному вокзалу, мало обращая внимания на бушующую вокруг войну, и любое продолжительное прерывание этого основного потока ввергло бы Империю в верное экономическое поражение.
Когда наконец сержант Коза Тутти помогла Реддисме выбраться из перехода, Брим впервые с момента их плодотворного свидания на борту «Звездного Огня» встретился глазами с Реддисмой. Даже под конец беременности Реддисма была красивой — и царственной, как всегда.
— Реддисма! — сказал Брим, беря ее за руку. — Ты еще жива после такого долгого пути? Как ты себя чувствуешь?
Она вымученно улыбнулась:
— Крайне беременной, Вилф Брим, — сказала она устало. — Наша дочь, кажется, очень хочет наконец родиться. Ген нетерпения, который она, несомненно, получила от отца.
— Это клевета! — в деланном возмущении развел руками Брим и тут же широко улыбнулся.
Реддисма взяла его под руку и пошла рядом по усыпанному обломками мраморному полу.
— Посмотрим, Вилф Брим, — сказала она. — Конечно, это только предчувствие, но у меня сильное подозрение, что она будет очень на тебя похожей.
— Она будет хотя бы выглядеть, как ее мать, — ответил Брим. — Если у нее не будет той красоты, которую она может от тебя получить, она возненавидит нас, обоих — навеки.
Реддисма посмотрела на него.
— А я все еще красива, Вилф Брим? — спросила она.
— Все еще потрясающе красива, — ответил Брим выглядя в эти сияющие миндалевидные глаза.
— Даже вот так распухнув по всем направлениям?
— Может быть, даже еще красивее, — сказал он. Потом с опаской погладил выступающий живот. — Но вот здесь, — добавил он, — может находиться твоя соперница.
— Я никогда не буду соперничать со своей дочерью, Вилф, — сказала она. — Все, что есть у меня, я с радостью отдам ей. — Тут она посмотрела ему в глаза, и лицо ее потемнело. — Кроме титула наложницы монарха, — добавила она. — Пусть она никогда не будет шлюхой. Да, я признаю, для меня эта жизнь была хороша, но… — Она на миг поджала губы. — У меня не было такой стартовой позиции, которую я хочу создать ей. Зарабатывать на жизнь, лежа на спине — и в более спортивных позициях, — вывело меня в куда лучшую группу по доходам, чем та, к которой я привыкла изначально.
— Я не знал, — промямлил Брим, не зная, что сказать.
— Конечно, — сказала она. — Я не думаю, что у тебя большой опыт со шлюхами.
— То есть я хотел сказать…
— Я знаю, что ты хотел сказать, — перебила она, закрыв ему губы надушенным пальцем.
— Нет, — возразил Брим. — Думаю, что ты не знаешь.
— Да?
Брим накрыл ее руку своей у себя на плече.
— Я хотел сказать, что никогда не допустил бы такой судьбы для моей дочери.
— Моей дочери, — уточнила Реддисма. — Твой вклад только и был в том, чтобы пару раз брызнуть семенем. — Она улыбнулась и чуть покраснела, — Этот вклад, должна добавить, ты сделал великолепно, но все равно это моя, дочь — как я тебе и написала в письме.