— Алло, слушаю вас!

— Галина Сергеевна? — обрадовано кричал он через минуту. — Откуда вы? Из «Победы»? Да, да, я вам должен сообщить важную новость! Что? Уже знаете?

Откуда? Орест Викентьевич? На чем же он приехал? На мотоцикле объездчика в такую бурю? Ну, так что же, что Юсупов хороший водитель, все равно для Шмелева это подвиг. Не считал я его способным на это. Очень рад, что ошибся! Что? Не слышу! Скоро пойдете в атаку? Желаю успеха!

Молодец Галя! — счастливо улыбаясь, думал Василий, кладя трубку на рычажки аппарата. — С нею можно не только в пустыне, но и где угодно работать. Только бы ветер не подвел, а уж она справится с этими тлями».

И, чувствуя себя участником начавшегося наступления, Нечаев принялся особенно внимательно следить за всеми изменениями в направлении ветра. Ведь сейчас в какой-то мере осуществлялся и его собственный метеорологический план.

Несколько дней спустя, когда от вредоносных насекомых не осталось в степи и следа, у центрального здания опорного пункта Птицына остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий человек средних лет в белом костюме.

— Иван Ильич! — обрадовано воскликнул Михаил Александрович Птицын, поспешив навстречу Дубравину. — Давненько вы у нас не были. Заходите, пожалуйста.

— Нет, нет, — запротестовал приезжий, — жилище ваше я еще посещу. Прежде, однако, хочу еще раз взглянуть на ваши чудеса.

И они пошли осматривать сады, виноградники и бахчи опорного пункта. Иван Ильич подробно расспрашивал о каждом дереве и искренне восхищался хозяйством Птицына, а Михаилу Александровичу было особенно приятно слышать от давно не бывавшего здесь гостя слова одобрения. Но когда майор, как бы невзначай, обмолвился о нашествии вредителей, Михаил Александрович вдруг помрачнел и заметил:

— По чьим-то планам паразиты эти, кажется, должны были уничтожить все это.

Он кивнул головой в сторону сада и полей и сердито сдвинул мохнатые брови.

— Вы, значит, полагаете, что появление Aphidodea не было случайностью? — осторожно спросил Иван Ильич.

— Полагаю. Но пойдемте в помещение. Думается мне, что вы неспроста завели этот разговор.

Когда они вошли в комнату Птицына, Иван Ильич Дубравин сел на предложенный стул, закурил и произнес негромко:

— Да, я неспроста завел этот разговор. Может быть, вы расскажете мне о заокеанских гостях, посетивших вас в прошлом году?

— Извольте, — отозвался Михаил Александрович и, усевшись против Дубравина, неторопливо стал рассказывать.

— Они приехали ко мне рано утром, но я еще с вечера был предупрежден об их приезде. Профессор Эрл Бергофф был худощав и невысок ростом. Его узкое, будто сплющенное с боков лицо было покрыто многочисленными мелкими, похожими на трещины, морщинками. Очки с толстыми стеклами, в золотой оправе держались не очень прочно на остреньком носу, он то и дело поправлял их нервным движением левой руки.

Плотный высокий Гарри Бендж, секретарь Бергоффа, выглядел более представительно. Просторный светлый костюм его был сшит у хорошего портного, с широкого лица не сходила добродушная улыбка, в зубах курилась сигара. Произвел он на меня впечатление не столько ученого, сколько преуспевающего бизнесмена.

Эрл Бергофф произнес по-английски приветственную тираду. Бендж перевел ее на русский язык.

— Мы совершили длинное путешествие, дорогой мистер Птицын, — счастливо улыбаясь, произнес он, — чтобы посмотреть на ваши чудеса, слух о которых достиг наших Штатов.

Отдав этим дань вежливости, профессор Бергофф тотчас же приступил к делу. Он осведомился о средней годовой температуре Прикаспийских полупустынь, о количестве осадков, направлении ветров и составе почвы. Бендж уже не так бойко, как вначале, перевел и его вопросы и мои ответы. При этом я заметил, что он неточно переводит некоторые специальные термины, и усомнился в его ученой компетенции.

Зная английский язык, я раза два поправил его, и на это обратил внимание Эрл Бергофф. Мне показалось даже, что он стал выражаться проще; я же, напротив, умышленно злоупотреблял научной терминологией и этим все чаще ставил Бенджа в затруднительное положение. Не прощая ему ни малейшей неточности, я всякий раз поправлял его.

— Я вижу, — заметил тогда профессор, приторно улыбаясь, — мистер Птицын неплохо знает английский язык. Попробуем в таком случае обойтись без переводчика, раз уж мистер Бендж оказался слабоват в русской словесности. «Не в русской словесности он слабоват, — подумал я, — а в науке». — Ничего не имею против, мистер Бергофф, — вслух произнес я.

— Очень приятно, что у нас нет расхождений по этому поводу, — профессор Бергофф снова улыбнулся и сделал какое-то странное движение головой, похожее на поклон. — Но, простите, пожалуйста, я должен осведомиться о вашей ученой степени.