Шрифт:
— Не… не знаю.
Лучше бы я промолчала! Я все испортила!
Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов.
Мы добираемся до девятого этажа, двери открываются.
— Здесь я справлюсь сам, — говорит Джек. — Собственно говоря, я попросил вас помочь только ради компании.
Я неловко перекладываю папки в его подставленные руки.
— Что же, Эмма, — говорит он все так же официально, — на случай, если больше не увидимся… я был рад, — что мы познакомились.
Наши взгляды встречаются, и в его глазах мелькает что-то прежнее, теплое…
— Это действительно так.
— Я тоже рада, — сдавленно произношу я.
Не хочу, чтобы он уезжал. Не хочу, чтобы на этом все кончилось. Меня так и тянет предложить ему выпить. Вцепиться в него и попросить: «Не уезжай».
Господи, да что со мной творится?!
— Счастливого пути, — желаю я, едва ворочая языком. Он пожимает мне руку, поворачивается и идет по коридору.
Раза два я открываю рот, чтобы его окликнуть. Но что сказать? Нечего. Завтра он сядет в самолет и вернется к прежней жизни. А я останусь в своей.
До конца дня я не нахожу себе места. На сердце свинцовая тяжесть. Вокруг только и разговоров, что о прощальной вечеринке Джека Харпера, но я ухожу с работы на полчаса раньше. Еду домой, варю горячий шоколад и сижу на диване, уставившись в пространство, пока не появляется Коннор.
Я смотрю, как он идет ко мне, и сразу понимаю: что-то изменилось. Не в нем. Он остался прежним.
— Привет, — кивает он, целуя меня в макушку. — Идем?
— Идем?
— Посмотреть квартиру на Эдит-роуд. Придется поспешить, если хотим успеть на вечеринку. Кстати, моя мать подарила нам кое-что на новоселье. Доставили прямо на работу.
Он вручает мне картонную коробку. Я машинально вынимаю стеклянный чайник и верчу в руках.
— Видишь, в нем ситечко. Можно отделять чаинки от воды. Ма считает, что так чай вкуснее…
И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:
— Коннор, я не могу…
— Почему? Довольно легко. Нужно только поднять…
— Нет. — Я закрываю глаза, пытаясь собраться с духом, открываю снова и решаюсь: — Я не могу жить с тобой.
— Что?! Что-то случилось?!
— Да. Нет. — Я сглатываю. — Знаешь, меня не раз одолевали сомнения. Насчет нас. И недавно… Недавно я все поняла. Если все будет по-прежнему, значит, я дрянь и лицемерка. Это несправедливо по отношению к нам обоим.
— Что? — Коннор обеими руками трет лицо. — Эмма, ты действительно хочешь… хочешь…
— Да. Между нами все кончено, — говорю я, уставясь в ковер.
— Ты шутишь.
— Не шучу! — выдыхаю я с внезапной тоской. — Не шучу. Понятно?!
— Но… но это нелепо! Нелепо!
Коннор мечется по комнате, как лев в клетке. И вдруг останавливается и резко поворачивается.
— Это тот полет.
— Что?! — Я подскакиваю как ошпаренная. — Ты это о чем?
— Ты стала совсем другой после возвращения из Шотландии.
— Глупости!
— Нет, не глупости! Ты стала нервной, раздражительной… — Коннор присаживается на корточки и сжимает мои руки. — Эмма, мне кажется, ты все еще страдаешь от психологической травмы. Наверное, стоит посоветоваться со специалистами…
— Коннор, мне не нужны специалисты! — кричу я, вырывая руки. — Но, может, ты прав. Может, именно полет… — Я на миг замолкаю. — …так подействовал на меня. Наверное, я по-иному посмотрела на свою жизнь и многое поняла. В частности то, что мы друг другу не подходим.
Коннор с ошеломленным видом медленно опускается на ковер.
— Но у нас все было просто здорово! Много занимались сексом…
— Знаю.
— У тебя появился кто-то другой?
— Нет! — резко отвечаю я. — Разумеется, нет. — Я с силой провожу пальцем по обивке дивана.
— Этого не может быть, — убежденно заключает Коннор. — Просто на тебя что-то нашло. Сейчас приготовлю для тебя горячую ванну, зажгу ароматические свечи…
— Коннор, пожалуйста! Никаких ароматических свечей! Ты должен выслушать меня! И пожалуйста, поверь! — Я смотрю ему в глаза. — Давай расстанемся друзьями.
— Не верю, — твердит он, качая головой. — Я тебя знаю. Ты не из таких. Не отбросишь все, что было между нами. Не…
И тут я, без дальнейших слов, размахиваюсь и швыряю чайник на пол. Чайник со звоном катится в угол. Коннор потрясенно замолкает. Мы оба, оцепенев, смотрим на оставшийся совершенно целым подарок мамы Коннора.
— Он должен был разбиться, — произношу я после напряженной паузы. — Это символ: я готова отбросить все, что было между нами. Поскольку знаю — это не то, что нужно мне.