Подали обед. На стол прибывали тарелка за тарелкой. Доменико остался с нами пока мы ели. Он объяснил, что легкие блюда нужны для того, чтобы запустить наш вечер. Местные устрицы и импортное шампанское для нашего либидо; супы мисо и свернутые нори, заряженные молодыми водорослями, мгновенные инъекции B12 для joi de vivre; лобстеры с чесноком, для того чтобы очистить нашу кровь; сасими с гарниром тертого репейника и деликатного мули редиса; кубики льда зеленого чая с привкусом бергамота, для того чтобы очистить наше небо. Ничто на наших тарелках не было мертвым долго: можно было чувствовать энергию, почти что услышать их последний удар сердца; ощутить вкус моря, которое подарило им жизнь. Десерт принес ароматы суши — манго и банан в кокосовом креме и, наконец, свежий дуриан. Большой колючий фрукт с футбольный мяч. Один из самых пользующихся дурной репутацией экспортных продуктов Востока — только за запах его можно запретить. Но что за запах! Доменико разрезал кожуру, и наши ноздри защекотали воспоминания английских летних фруктов: белая клубника и малина — так соблазнительно. И когда он передал фрукт, чтобы мы взяли себе по кусочку, только тогда почувствовался настоящий запах. Омерзительная струя недержания мочи и смерти. Доменико улыбнулся и проглотил, — мы были настолько безупречно британскими, но, будучи далеко от дома в его компании, мы последовали его примеру.

— Мона, ты не забывай, что трипуешь! — на какое-то время у меня появляется подвижность горного козла. Я высоко над берегом — взбираюсь по скале — и все внизу такое маленькое. Включая Ника. «Мона, это слишком опасно. Слезай, я уже не могу за тобой лезть». Я замираю. Меня захватило внутреннее чувство разбиваемого зеркала. Изменения пикселей. Сопротивления. Чувство того, что я не хочу спускаться вниз. Пока еще нет. Здесь так прохладно. Безопасно. Я прилетаю назад, и тут мое сознание возвращается с ударом. И я опять в том же неловком, ограниченном теле. Когда я, наконец, спускаюсь, я сожалею о происшедшем.

— Со мной ничего бы не случилось.

Я хочу идти дальше. Закончить задание. До тех пор пока не пробую двигаться. Под ногами камни поменьше скользят от камней больше, и сейчас они уже не указывают безопасной тропинки, я едва избегаю опасности — как сверху, так и снизу. «А какое было задание-то? Не помню». Я вдруг понимаю, как кругом темно, и как змеиный рот длинного, вытянутого облака откусывает кусочек полной луны. «Двигайся, девочка». Я слушаю внутренний диалог и безопасно спускаюсь как можно быстрее, я чувствую больше опасности сейчас, потому что теперь я все осознаю.

— Время вернуться в цивилизацию, — говорит Ник, прилепленный спиной к выступу, как прыгун с башен или небоскребов. Я слежу за его взглядом и смотрю вниз, на вечеринку и отель, сквозь его стеклянные крышу-купола, на освещенные фигуры внутри, я смотрю в их жизни. Экзотическая культура сюрреалистического ученого в пробирке мутирует и развивается на глазах. Останавливаясь на границе тел; блокированная интенсивностью танца я думаю о той физической силе, которая при этом генерируется. Непробиваемая. Зажигаю один из косяков, которые благополучно провезла в пачке легкого Camel'а, я глубоко затягиваюсь и наблюдаю все со стороны. Отвлеченно. На расстоянии. Наблюдаю даже саму себя. Шпионю за Моной.

Дым до предела заполнил легкие Моны. Уже убитая, она выдула дым вниз, словно он был морским туманом вокруг ее тела. Она была совершенно пустой, но ей хотелось еще. Она оценила свое состояние. «Я, наверное, прусь серьезно». У нее было утреннее, после MDMA чувство. Водораздельный момент, — когда обычные жар и жесткость дыма становятся незаметными. Когда легкие исчезают. Невидимый обмен между дыханием и кровью. Перед тем как сделать еще одну глубокую затяжку, она автоматически осмотрела косяк на предмет дырок. Эффект был как от поперсов. Это вызвало новые волны. Они захватили ее. Поглотили ее. Закрутили, как в эпицентре урагана.

Барабаны звали. Она узнала этот ритм. Бэйли от вертушек перешел к ударным. Автоматически Мона ринулась через стену тел к центру толпы, бедрами пробиваясь к этому общему звуковому сердцу. Вскарабкавшись на деревянную, построенную в виде юбки ра-ра платформу с 360 градусами обзора, она увидела приближающихся Магз, Ника и Вести. Они то же автоматически ответили на призыв. Он их звал. Они его союзники. Каждый из них был этим вечером в своем трипе, — было совсем некогда. Они все были слишком заняты и сейчас с радостью нашли себя находящими друг друга. Это был секретный код Бэйли. Этим удивительным ритмом он их собрал. Завершение. Для того чтобы испытать американские горки последних минут этого века. Бедра почти на полу. Девушки нашли друг друга для этой полуночной решающей партии, и кайма мини юбки Моны начала подметать деревянный пол. Ник был манерен, настоящее наслаждение для голубого, а движения девушек слились в интуитивном и главном танце всей площадки. Пальцы Бэйли на натянутой коже напрямую передавали им как надо двигаться. Осмозис. Это был его танец. Визуальное выражение его игры. Актеры под его руководством. Все это было знакомо, написано на каждой спирали человеческого ДНК. И от всего исходили теплота, удобство и счастье. И соединившись, они нашли каждый свой путь. Счастье, уходящее корням в другого человека. Твердо пришвартованные друг к другу, но, тем не менее, далекие, как никогда. Захваченные музыкой, наркотиками и планетарным притяжением.

Чувствуя прикосновение пуховых, шелковых рук, Мона издалека замечает, что ее талию удобно обхватили две руки. «Как давно они меня обнимают?» Казалось, что вечность. Мона открыла глаза. Лицо к лицу. Глаз в глаз. С другой девушкой. Длинные, цвета патоки волосы. Темный загар. Капельки пота на верхней губе. Выразительные карие глаза. Свободная накидка вместо платья. Без обуви. Раскрашенные ноги. Никаких других слов, кроме «Изабелла». Их тела движутся в чистейшей гармонии. Воспоминание. Известное количество. И дальше, вглубь транса.

Бэйли только выпучивает глаза, потому что танец покидает его пальцы и выходит на новый уровень, — тело Моны растягивается вниз и вверху ее пальцы встречаются с пальцами Изабеллы. Столб синего света разрывается в черепе Моны одновременно с тем, как она ощущает прикосновение губ, которые шепчут: «Le petit mort».

Время умирать: Выталкивая меня, слова вылетают спиралью. Луп проделал полный круг. Вокруг меня вечеринка открывается и закрывается. Это конкретно. Я уже не чувствую себя частью этого действа. И уже не чувствую в этом потребность. Смена игрока. Игра вышла из-под контроля. Я хочу найти Доменико. Выполнить обещание самой себе отплатить за услугу — великолепный косяк из глубин мира трипа. Я хочу соединить две реальности. Сделать из них одну. Сделать их цельными. Но я его не вижу. Нигде. Я злюсь. Ну, где же он? Тут до меня доходит. Куда можно пойти, чтобы посмотреть на первый рассвет?